Был синий весенний день, который клонился уже к вечеру.
От асфальта, нагретого солнцем и омытого дворниками, пахло черемухой.
Все окна в нашем доме были распахнуты, и кое-какие жильцы выглядывали во двор. Одно окно во втором этаже было крепко заперто шпингалетами, и оттуда сквозь светлое стекло глядела на улицу пыльная собака Валет.
Из окна на первом этаже, которое сплошь заросло зеленым луком, послышался голос:
— Где моя курица?
— Она висит между дверями, — раздраженно ответили из глубины квартиры.
— Вечно она вешает курицу между дверями, — сказал Крендель. — По-моему, это глупо.
— Еще бы, — ответил я.
Мы стояли посреди двора, под американским кленом, на ветвях которого качался коричневый чулок.
— А ты, Крендель, молчи! — крикнула Райка Паукова, высовываясь из-за зеленого лука. — Вот дом снесут и буфет сломают!
Крендель посерел. Буфет был его больным местом.
— Как хотите, а я не выселюсь! — крикнула тетя Паня с пятого этажа.
— Второй год сижу на чемоданах, — сказала Райка. — Еще и не знаю, куда переселят. Загонят в Бирюлево.
— А я в Бирюлево не поеду, — сказала тетя Паня. — Там все дома белые.
— Дом подлежит сносу, — подал голос дядя Сюва с третьего. — А раз подлежит — следует его сломать. Старое на слом! Надо дать дорогу новому.
— Мне и в старом хорошо, — высказалась тетя Паня.
— Кому это нужно сносить наш дом? У нас даже лифт есть, в первом подъезде.
— И кабина совсем новенькая! В ней можно на Марс улететь.
— А вдруг не снесут? — сказал Крендель. — Вдруг передумают? Обещались к маю снести, а не сносят.
— Снесут, снесут, и буфет с крыши скинут, — добавила Райка, мстительно выглянув из окна.
Крендель недовольно глянул вверх. Там, на крыше, прямо под облаками, стоял старинный резной буфет. Он хорошо был виден с тротуара, и прохожие подолгу раздумывали, в чем его смысл. Но когда появлялся на крыше Крендель, распахивал дверцы — в небо вылетали пять голубей.
— Голубятня! — удивлялись прохожие. — Уголок старой Москвы!
— Надо дать дорогу новому, — толковал дядя Сюва. — Новое идет на смену старому.
— А в новых домах, — сказала Райка, — голубей держать не разрешается.
Она нервно наломала зеленого лука и спряталась в глубине квартиры.
— А я на балконе буду держать. На балконе-то, наверно, можно. Верно, Юрка?
— Еще бы, — ответил я.
Крендель повеселел и достал из кармана губную гармошку «Универсаль».
— Что это все — гитара да гитара, — сказал он. — Есть ведь и другие музыкальные инструменты.
Он приложил гармошку к губам. Казалось, он примеривается съесть ее, как сверкающее пирожное.
— Сыграй что-нибудь душевное, Кренделек, — сказал дядя Сюва, и Крендель дунул в басы.
Шипящее, гудящее дерево музыки выросло рядом с американским кленом, и сразу же Райка прикрыла окно, дядя Сюва стал смешно дирижировать толстыми пальчиками, а возле третьего подъезда остановился Жилец из двадцать девятой квартиры, только что вошедший с улицы во двор.