Пуля с визгом отскочила от потолка и ударила рикошетом точно в белую кнопку. Многострадальный слон рухнул на колени, а стрелок схватил другую винтовку и пальнул в стену. Взвизгнула пуля, рикошетом ударила в кнопку, и тигр прыгнул на антилопу. Жирафа Кожаный подбил рикошетом от другой стены, а зайца обидел не меньше, чем пивного медведя — выстрелил в пол, и все-таки пуля попала куда надо. Пришлось зайцу молотить в барабан.
— Выстрел в сундучок! — объявил Кожаный и на этот раз тщательно выбрал винтовку. — Но, конечно, не какой-нибудь перловский выстрел или тарасовский. Стреляем по-кармановски!
Он нырнул под прилавок и достал узкую черную ленту.
— Завяжи-ка мне глаза, — сказал он Кренделю.
— Не может быть, — ахнул Крендель.
— Завязывай, да покрепче.
Волнуясь и восхищаясь, Крендель завязал ленту у него на затылке.
С повязкой на глазах и винтовкой в руках Кожаный был похож на пирата, играющего в жмурки. Он вскинул винтовку, уставил ее в потолок и медленно стал опускать, направляя ствол на мишени. Вначале он нацелился в утку, перекочевал на гуся, миновал лебедя, задержался немного на слоне, и слон даже задрожал, но ствол поплыл дальше, ощупал тигра и вдруг отскочил в сторону, уперся в сундучок и заплясал на месте, выискивая кнопку размером с рисовое зерно.
Сухо щелкнул выстрел, и в первое мгновенье я не понял: попал Кожаный или нет. Но вот в сундучке что-то звякнуло, и тире раздалась нежная, хрустальная мелодия:
Мой миленький дружок,
Любезный пастушок…
Тихо-тихо играл музыкальный сундучок. Казалось, в нем сидят кармановские гномики и трясут золотыми колокольчиками.
— Да, — вздохнул Василий, когда сундучок затих. — Трудно с вами тягаться. Ладно, сейчас я не буду стрелять. Последний выстрел останется за мной.
— Как так? Это не по-кармановски!
— Почему не по-кармановски? Выстрел останется за мной!
— Проиграл! Проиграл! — закричал Кожаный. Сдался!
— Ах, проиграл? Ладно, отойдите в сторону. Подальше отойдите, а то как бы рикошета не получилось.
Он выбрал винтовку, несколько раз вскинул ее к плечу.
— Ваш сундучок играет только одну мелодию?
— Сколько же тебе надо? Хватит и «Пастушка».
— А больше он ничего не играет? — спросил Вася, убирая одну руку в карман, а другой вскидывая винтовку.
— Больше ничего.
— Ну так послушаем! — сказал Вася и выстрелил.
Пуля ударила в сундучок, в нем что-то крякнуло, и в тот же миг послышалась мелодия. И правда, это была совсем другая мелодия, да, гномики заиграли бодрей.
Я люблю тебя, жизнь,
И надеюсь, что это взаимно…
— Что такое? — прислушивался Кожаный. — «Я люблю тебя, жизнь…»?
— «И надеюсь, что это взаимно…» — ответил Вася и вышел из тира, твердо хлопнув дверью.
— Какая жизнь? — повторял Кожаный, присаживаясь на корточки перед сундучком. — Какая, к черту, жизнь?
Он нажал кнопку, и сундучок заиграл «Пастушка».
— Ничего не пойму. Откуда взялась эта жизнь? Да и вообще, что это за парень? Я его раньше в Карманове не видал.
Кожаный задумался, прошелся по тиру взад-вперед и, наконец, вспомнил о нас.
— Так значит, вам монахов надо? — спросил он.
— Ага, — кивнул Крендель.
— Тогда пошли.
— Куда?
— Сюда, — ответил Кожаный и поманил нас за прилавок.
Наступая на пульки, там и сям валяющиеся на полу, мы подошли к стене, на которой висели мишени. Кожаный стукнул в стену кулаком — и в ней открылась дверца.
— Заходите, — сказал он. — Только поскорее.
В узенькой темной комнате, которая оказалась за дверью, вокруг стола, освещенного оплывшею свечкой, сидели монахи и играли в лото.
