Отзвенел валдайский колокольчик, кончился урок. Вынимай бутерброды, баранки, яблоки — началась большая переменка. А большая переменка — это десять минут. За десять минут можно столько каши наварить, что потом и за двадцать не расхлебаешь.
— Как чего делать! — крикнула Вера, как только учитель вышел из класса. — Надо так его спрятать, чтоб не нашли!
Второклассники окаменели. Но ненадолго. Всего лишь на секунду. И за эту секунду сразу поняли, что другого выхода нет.
— Куда?
— Я знаю такое место, — сказал хорошист Миша Чашин. — Только закройте дверь, чтоб никто не слыхал.
Дверь заперли учительским стулом, и весь класс столпился вокруг хорошиста.
— Я знаю такое место, — шептал Миша так, чтоб всем было слышно. — Там его никто не найдет. А нас все-таки тридцать три человека — вырастим, воспитаем. Важно только, чтоб среди нас не было предателя.
— Верно, верно! — подхватили второклассники. — Важно, чтоб не было предателя.
Тут все переглянулись и поняли, что предателя среди них нет.
— Ну давай, давай, не тяни! Что за место? — нетерпеливо спросил Коля Калинин, немного огорченный тем, что его отодвинули на второй план.
Миша приложил палец к губам, огляделся тревожно — не слышит ли его посторонний. Но посторонних в классе не было, разве только знаменитый химик Менделеев, который выглядывал из рамы над классной доской.
И все-таки Миша не решался так просто брякнуть, куда надо спрятать песца. Он выдрал листок из тетради по математике и быстро начеркал:
В баню колдуна Карасева.
— Место хорошее, — шепотом решили все. — Там его никто не найдет!
— Надо поскорей увести песца из школы, — сказала Вера. — А то будет поздно.
— Давайте я сбегу с уроков, — предложил Сашка Самолетов, вылезая неожиданно на первый план.
— Ладно тебе, — сказала Вера, возвращая Самолетова на его место. — Ты лучше двойку по русскому исправь.
— Может, я сбегу? — неуверенно сказал Коля Калинин.
— Не надо никому бегать, — ответила Вера и подошла к окну. — Есть один человек. Он сделает.
Вера стукнула пальцем в стекло, и за окном сразу же появилась круглая голова в офицерской фуражке. Лязгнули шпингалеты, окно распахнулось, и дошкольника Серпокрылова за руки втянули в класс. Отряхнувши снег с валенок, он прислонился к печке.
— Серпокрылыч, — прошептала Вера, — ты был прав. Тишку надо спрятать. Бери веревку и, как только начнется урок, отведи его…
— Стоп! — многозначительно оборвал ее Миша Чашин и, таинственно подмигнув, подал дошкольнику записку.
— «Бэ», — напряженно прочел Серпокрылов, повертел записку, причитался как следует и добавил: — «А-а… Ба…»
— Да он читать не умеет! — восхищенно загомонили второклассники, а Вера наклонилась к дошкольникову уху и что-то щекотно и горячо зашептала.
— Сделаю, — согласно кивнул дошкольник.
— А записку уничтожь, — добавил Миша.
Дошкольник хотел разорвать записку, но тут зазвенел поддужный колокольчик, загремела дверь, зашатался стул, просунутый в дверную ручку.
Дошкольник прощально помахал запиской и вдруг засунул ее в рот. Под огнем шестидесяти шести глаз с тревожным хрустом он сжевал творчество Миши Чашина.
— Дайте чем-нибудь зажевать, — сказал дошкольник, направляясь к окну.
Кто-то кинул ему кособокое яблоко, и со звоном откусил Серпокрылов половину косого бока, вылезая в окно.
Уже будучи ногами на улице, он обернулся, поглядел Вере в глаза и повторил:
— Сделаю.
И ведь сделал, все сделал дошкольник Серпокрылов, и как раз вовремя.
