И действительно, понять это было трудно, почти невозможно, но понять было надо, и Крендель напрягся, наморщивая лоб. Я-то уж давно все понял. Я понял, что Карманов — это вам не Москва, здесь все возможно, а если это тебе не нравится, лучше сюда не приезжать.
— Я и есть Моня Кожаный, — втолковывал Кожаный. — Говори, что у тебя? Кто вас послал?
— Они, наверно, от Сарочки, — подал голос один из пустолицых.
— Монахов мы ищем, — в отчаянии забубнил Крендель.
— Тьфу! — плюнул Моня Кожаный. — Да зачем тебе монахи?
— Гонять, — ляпнул Крендель.
В голове его, как видно, творилось черт знает что. Если раньше в ней сидели пять похищенных монахов, то здесь, в Карманове, в его голову набилось столько разного мусора, что вымести его одним махом было невозможно. Грабли и стеклорезы, стрельба по-кармановски смешались в его голове, а к пяти монахам добавились еще пять. Получилось десять. Одни сидели в голове, другие играли в лото, и разобраться в этом Крендель был не в силах.
— Гонять? — повторил Кожаный и развел руками, пытаясь сообразить, как же это так — гонять монахов?
— Да они, наверно, от Сарочки, — снова сказал пустолицый. — Сарочка вечно напортачит.
Тут ноздреватый, который молчал до сих пор, бросил на стол лотошный мешочек и взмахнул руками, как голубь, собирающийся взлететь.
— Ты что, не видишь! — злобным шепотом крикнул он. — Они подосланы! Гонять собрались! Хватит! Гоняли уже нас!
Он кинулся вперед, схватил меня за шкирку, а Кренделя за шиворот и принялся трясти. Я почувствовал, что превращаюсь в голубой мешочек. Кости мои застучали, как лотошные бочонки.
— Гоняли нас! Гоняли! Кто вас подослал?! Это — подкидыши!
— Широконос… с Птичьего. «Ищите, говорит, в Карманове. Если украли, значит, там». Мы и поехали монахов искать.
— Врешь, моль, червяк! — взревел Барабан. — Вот они, монахи, все перед вами.
— Да это не те монахи! — закричал Крендель. — Нам голубей надо! У нас голубей украли, мы и поехали Кожаного искать. Который голубей стрижет.
— Постойте, — сказал Моня Кожаный. — Я раньше и правда держал парикмахерскую, причесывал сизокрылых. Но давно уж распустил клиентов. Так что, у вас голубей, что ль, украли, монахов?
— Монахов, монахов! — обрадовался Крендель. — Голубей.
— Тьфу! — плюнул Кожаный. — Я думал вам другое надо.
— О чем ты думаешь! — сказал Барабан. — Хочешь нас всех под монастырь подвести? Только и знаешь медведя из бочки вышибать!
— Я тебе знаешь чего вышибу? — грозно спросил Кожаный. — Понял чего? Или нет?
— Понял, понял, — сразу сказал Барабан.
— А вы, голуби, — сказал Моня, — выметайтесь отсюда, и чтоб духу вашего в Карманове не было!
— Поняли, поняли, — облегченно сказал Крендель и уж хотел было выметаться, но тут снова подскочил ноздреватый.
— Куда? Никуда они не уйдут. Это — подкидыши. От капитана Болдырева.
— Да не подкидыши мы! — закричал Крендель.
— Ну, если вы подкидыши! — сказал Моня Кожаный и заглянул в глаза Кренделю, а потом мне. — Если подкидыши — под землей найду.
Ударом ноги он распахнул дверь, протащил нас через весь тир и вытолкнул на улицу.
Крендель споткнулся, упал, но тут же вскочил на ноги и дунул через площадь к вокзалу. В одну секунду он развил такую скорость, что на поворотах его заносило и разворачивало, как грузовик на льду. Сады, палисадники мелькали по сторонам, а мы бежали быстрее, быстрее и были совсем недалеко от вокзала, как вдруг из какой-то подворотни высунулась огромная рука, пролетела за нами вдогонку и сразу сгребла в охапку и меня и Кренделя.
— Стой! — сказала рука и втащила нас в подворотню.
