Жил-был царь. Обреталась в его стране полоумная баба, и было у нее три сына: один землепашец, другой садовник, а третий ткач.
Случился в этой стране голод, страшный, небывалый голод, несчастье, какого и врагу не возжелаешь. Из-за куска хлеба народ глотки друг дружке перегрызал, да все без толку. И вот однажды невесть как запропал царский верблюд. Увидали его сыновья полоумной и, не зевая, пригнали домой. Да им ли было не знать, что мать у них тронутая, того гляди побежит к царю да и выложит все как есть. Тогда нарядили они ее, точно невесту, завесили лицо фатой и отвели, как велит обычай, в угол горницы.
— Матушка, — говорят, — ты у нас сызнова пойдешь под венец. А этого верблюда мы припасли для свадьбы. Зарежем его, и будет чем гостей попотчевать.
Закололи братья верблюда, содрали с него шкуру, наготовили из его мяса каурмы, набили ею крынки да горшки и припрятали в укромном местечке, чтобы никто ни о чем не признал, потому как понимали — не миновать им иначе Сибири. Покончив с этим, каждый взялся за свое дело.
Царь между тем приказал своим людям отправиться на поиски пропавшего верблюда. Искали они его там, искали сям, да так и не нашли. В конце концов решили порасспросить сыновей полоумной. Спервоначалу явились в поле, к землепашцу.
— Эй, браток, — говорят царевы слуги, — тебе часом не попадался на глаза верблюд?
— Не видите, что ли, —я пашу? — отвечает старший, сделав вид, будто у него не все дома.
— Мы тебя спрашиваем: не попадался ли тебе на глаза верблюд, а ты нам: я, мол, пашу. Мы и сами видим, что пашешь. Так как насчет верблюда?
— Ну, это как повезет. Иной раз много вспашешь, а иной раз всего ничего.
— Да мы ж тебе про верблюда толкуем, про верблюда — кривошеего, о двух ушах и четырех ногах!
— Нынче мы, стало быть, пашем, потом, стало быть, будем сеять, потом боронить, потом, придет срок, поливать, чтобы зеленя не посохли...
Царевы слуги переглянулись: с этим, дескать, все ясно, свихнулся, проку от него не будет, пойдемте-ка лучше к другому брату — авось что скажет.
Пошли к садовнику. Глядь — он трясет орешину, орехи собирает.
— Браток, — говорят, — у царя верблюд запропал, Тебе часом на глаза не попадался?
— Слепые вы, что ли, не видите — я орехи собираю? — средний тоже сделал вид, будто у него не все дома.
— Мы тебе про верблюда толкуем, про верблюда! Знаешь что-нибудь — говори, не знаешь — будь здоров.
— Ну, это как повезет. В иной год за тыщу орешков целковый выручишь, а в иной год и два. Год году рознь.
— Сказано тебе: вер-блюд! Ты что, глухой?
— Эти орешины еще маленькие. Большие деревья вон там стоят, скоро мы и за них возьмемся.
Царевы слуги перемигнулись: этот, дескать, недалеко ушел от брата, такой же сумасшедший, пойдемте-ка к младшему да поспрашиваем — авось что скажет.
Явились к ткачу.
— Браток, — говорят, — у царя верблюд запропал. Ты его часом не примечал здесь? Коли пособишь нам, мы в долгу не останемся.
— Эй вы, разуйте глаза! Не видите, что ли, — я полотно тку? — отвечает младший, опять-таки делая вид, будто у него не все дома.
— Мы про верблюда толкуем, а ты о чем?
— Ну, это как повезет. В иной день целую штуку полотна наткешь, а в иной день и пол штуки не осилишь. День дню рознь.
— Ты, братец, в своем уме? Мы тебе про верблюда толкуем, а ты нам черт-те знает чем зубы заговариваешь!
— Иной раз за штуку полотна всего целковый дают, иной же раз полтора, а то и два.
Плюнули царевы слуги: и этот, дескать, от братьев недалеко ушел, все они одним миром мазаны. Сходим-ка к их матери, может, чего и добьемся.
Пришли они к полоумной и спрашивают: так, мол, и так, не видала ли ты пропавшего, верблюда?
— Видала, — говорит полоумная, — как не видать! Мои сынки его зарезали, наготовили каурмы, рассовали каурму по горшкам да крынкам и припрятали.
— Когда это было?
— Когда я в невестах ходила, под венец собиралась.
Видят царевы слуги, мать своих сынков — и тех перещеголяла, махнули рукой, воротились восвояси да и говорят царю: искали, мол, искали твоего верблюда, а его нет как нет, будто в воду канул.