Сын землепашца Огана

Жил в стародавние времена землепашец. Звали его Оганом, и был у него сын-шалопай, каких свет не видывал. Смекнул отец, что малый не хочет браться за ум, и надумал избавиться от него: хватит, мол, сидеть у меня на шее. Вот он и говорит жене:

— Пускай парень поживет в людях, ремеслу выучится.

— Пускай,— говорит жена.

Собрались они — ив путь. Сын тогда еще совсем зеленый был, молоденький.

Долго ли они шли, коротко ли, бог весть. Наконец добрались до жилья.

— Вот хорошо-то,— говорит сын, — здесь и переночуем.

Невдогад бедняге, куда их занесло. Вошли в дом, а там сорок разбойников.

— Ну и дела! — засмеялись разбойники. — Мы по горам и долам рыскаем, добычу ищем, а добыча сама идет в руки. Эй, дружище, ты кто таков?

— Привел этого паренька вам в ученики. Разбойники так и прыснули.

— Опомнись, братец! Чем это тебе наше ремесло приглянулось?

— А что тут такого? Худо ли, бедно ли — оно вас, кормит, пускай и он вроде вас живет.

— Ну, воля твоя. Назавтра ступай домой, Как скоро, парнишка выучится нашему делу, мы его тебе вернем.

Поутру малый слышит:

— Возьми кувшин да сбегай по воду. Родник здесь неподалеку.

Пошел он к роднику, зачерпнул воды, потянул кувшин наверх, да не тут-то было — кувшин ни с места. Вдруг показалась из глубины белая-пребелая рука. Сын землепашца изловчился и, не выпуская кувшина, хвать ее! Раздался крик, и в парнишку полетел кубок. Он отпустил белую эту руку и вытащил на берег полный до краев кувшин. Потом подобрал кубок, очистил от грязи и сунул за пазуху.

Разбойники рты разинули от удивления.

— Где это ты набрал воды?

— В том самом роднике. Наполнил кувшин, а вытащить не могу. Вижу, высунулась из глубины рука — белая-пребелая, что твой снег. Схватил я ее, а в меня запустили кубком. Руку я отпустил, а кубок — вот он.

Атаман разбойников как глянул, так и обмер.

— Этому кубку, — говорит, — цены нет. Спасибо тебе, милый, удружил ты нам, здорово удружил.— Поцеловал паренька в j:o6 и продолжает: — Грешно нам теперь, братцы, разбойничать на большой дороге. Продадим этот кубок, и, покуда живы, не будет у нас ни в чем нужды. Подать мне коня, еду. Привезу деньги, поделим их —и по домам.

Вскочил на коня и поскакал в город, к меняле. А меняла ему говорит:

— Эта вещица мне не по карману. Если кто ее и купит из нашей братии, так только вон тот еврей.

Отправился атаман к еврею: так, мол, и так, купи у меня кубок.

Еврей повертел кубок в руках и отвечает:

— Этой вещице цены нет. Снесем-ка ее царю, сколько он скажет, столько я тебе и заплачу.

Пришли к царю, еврей и говорит:

— Государь, в прошлом году мою лавку ограбили, этот кубок тоже пропал. Я схватил вора. Молю тебя, верни мне мое добро,

— Эй, человече,— спрашивает царь,— откуда у тебя этот кубок?

— Много лет здравствовать тебе, государь, — отвечает разбойник,— Есть у нас ученик, он-то и нашел кубок у родника.

— А что вы за люди, каким ремеслом промышляете? Говори, а не то — голова с плеч.

— Правду сказать, мы разбойники. Появился у нас недавно ученик, он и принес кубок.

Царь повелел доставить к нему всю шайку и ученика. Явившись пред царские очи, парнишка семижды поклонился и молвил:

— Много лет здравствовать тебе, государь. Этот кубок принес я. Коли привезу тебе еще одиннадцать таких же, изгони еврея из города, коли нет — отруби нам головы, сперва мне, потом моим сотоварищам.

— Заточите их в темницу,— указал царь на сорок разбойников, — и держите до тех пор, пока у меня не будет этих кубков.

Сын землепашца вскочил на атаманова коня, прихватил кубок, чтобы раздобыть одиннадцать таких же, и пустился в путь. Долго ли он ехал, коротко ли, бог весть. Наконец добрался до одного стольного города. Постучался у дома на окраине, вошел и видит старуху, мрачную да насупленную.

— Что приуныла, матушка?

— Тебе-то какое дело? Вот ужин — ешь да помалкивай.

— А все-таки отчего ты супишься? Расскажи, может, чем пособлю.

— Больно ты прыткий! Хотели нам помочь молодцы — не тебе чета, да все впустую.

— Расскажи, матушка!

— Был у нашего даря сын красавец. Умер, схоронили мы его. Так вот, днем-то покойник в земле, а что ни ночь — опять он на божьем свете, да еще в изодранном саване.

— Ладно, матушка, убери ужин. Не буду я есть.

— Это еще почему? Ешь!

— Кусок в горло не лезет.