Четверг, 6 октября
Дикие гуси летели вдоль реки Кларэльвен до большого железоделательного завода Мункфорс. Там они свернули на запад, к долине Фрюксдален. Но не успели они долететь до одного из озер Фрюкеншёарна, как стало смеркаться, и они опустились на поросший лесом холм посреди топи. Болото было прекрасным ночным пристанищем для диких гусей, но мальчику показалось, что там ужасно грязно и сыро, и он не прочь был подыскать себе лучшее место для ночлега. Еще с воздуха он видел у подножья лесистого кряжа несколько усадеб и решил отправиться на их поиски.
Идти туда пришлось дольше, чем он думал, и не раз ему хотелось вернуться назад. Но наконец лес вокруг начал редеть, и мальчик вышел к проселочной дороге, которая проходила по лесной опушке. От дороги красивая березовая аллея вела в какую-то усадьбу, и он поспешил туда.
Сначала мальчик попал на задний двор, огромный, как городская площадь, и окруженный со всех сторон длинными красными надворными постройками под одной крышей-связью. Нильс пересек задний двор и увидел еще один двор; там стоял жилой дом с боковым флигелем; позади виднелся заросший сад. К дому вела песчаная дорожка, перерезавшая большую лужайку перед ним. Сам дом был мал и невзрачен, зато лужайку окаймлял ряд прекрасных высоких рябин, стоявших так тесно и разросшихся так густо, что они образовали вокруг нее настоящую зеленую стену. Мальчику показалось, будто он попал в какую-то чудесную горницу с высокими сводами. Над ней покоилось прекрасное блекло-голубое небо, а рябины с их чуть пожелтевшими листьями были унизаны тяжелыми оранжевыми кистями. Трава на лужайках была еще зеленая. Но в тот вечер сверху лился сильный сверкающий лунный свет; он озарял траву столь ярким сиянием, что она блестела, точно серебро.
На дворе не видно было ни души, и мальчик мог свободно разгуливать, где хотел. Когда же он вошел в сад, то сразу повеселел — сколько же тут ягод! Сначала он было полез на невысокую рябину, но не успел добраться до первой кисти, как обнаружил куст черемухи, тоже весь усыпанный ягодами. Съехав вниз по стволу деревца, он забрался на черемуху, но тут же заметил куст смородины, на котором тоже еще висели длинные красные кисточки. И тут он увидал, что весь сад зарос крыжовником, малиной и шиповником. Повсюду — ягоды, спелые семена, битком набитые зернами колосья! А чуть подальше, на огородных грядках, еще оставалась и брюква, и репа. На дорожке же… нет, он просто не поверил своим глазам! — на дорожке лежало большое спелое яблоко и блестело, озаренное ярким лунным светом!
Взяв яблоко, мальчик уселся на краю лужайки и начал отрезать от него перочинным ножом маленькие кусочки. «Если бы везде так легко можно было добыть вкусную еду, то, пожалуй, не такая уж это беда — на всю жизнь остаться домовым», — подумал мальчик.
Он ел в раздумье яблоко, а потом задал себе вопрос — не лучше ли поселиться здесь, а дикие гуси пусть летят на юг без него. «Не знаю только, как объяснить Мортену-гусаку, почему я не могу вернуться домой, — думал он. — Пожалуй, лучше мне с ним расстаться навсегда… Я бы мог делать себе запасы на зиму, как белки, а если жить в темном уголке конюшни или хлева, то и не замерзнешь».
Только он об этом подумал, как услыхал над головой легкий шорох, и спустя миг кто-то похожий на короткий березовый пенек опустился рядом с ним на землю. Пенек вертелся и ворочался во все стороны, а две светлые точечки на его верхушке горели, точно угольки. Колдовское наваждение, да и только! Но вскоре мальчик разглядел, что у пенька крючковатый клюв, а вокруг горящих глаз торчат перья, и тут же успокоился.
— Какое счастье встретить хоть одну живую душу, — сказал он. — Может, ты, фру сова, расскажешь мне, как называется эта усадьба и что за люди тут живут?
В тот вечер сова-неясыть, как и во все другие осенние вечера, сидела на перекладине большой лестницы, приставленной к крыше дома, и, высматривая крыс, не отрывала глаз от посыпанных гравием дорожек и зеленых лужаек. Но, к ее удивлению, ни одной серой шкурки так и не мелькнуло. Зато она увидела, как кто-то похожий на человека, хотя во много раз меньше ростом, копошится в саду. «Так вот кто отвадил отсюда всех крыс, — подумала сова. — Только кто бы это мог быть? Это — не котенок, не белка и не ласка. Я-то считала, что птица, которая столько лет прожила при старинной господской усадьбе, сколько я, должна бы знать уже все на свете. А я никак не возьму в толк, кто это такой!»
Сову разбирало страшное любопытство. Из-под своей стрехи она долго таращила горящие глаза на удивительного малыша, разгуливавшего по дорожкам, а потом, не выдержав, слетела вниз на землю, желая разглядеть его поближе.
Когда мальчик заговорил, сова, наклонившись вперед, уставилась на него. «Ни когтей, ни колючек у него нет, — подумала она, — но кто его знает, может, у него ядовитый зуб или какое-нибудь другое оружие, пострашнее! Надо разузнать, что это за птица, прежде чем броситься на него».
— Усадьба зовется Морбакка, — произнесла вслух сова, — и в прежние времена здесь жили господа помещики. А сам-то ты что за птица?
— Я вот все думаю, не переселиться ли мне сюда? — не отвечая на вопрос совы, сказал мальчик. — Как по-твоему, стоит это сделать?
— Здесь теперь не то, что прежде, от старой усадьбы мало что осталось, — ответила сова. — Но к этому можно притерпеться. Правда, все зависит от того, чем ты думаешь кормиться. Уж не собираешься ли ты заняться охотой на крыс?
— Да нет, что ты! — воскликнул мальчик. — Как бы крысы меня самого не съели, прежде чем я причиню им хоть малейший вред!
«Как бы узнать, неужто он и впрямь так безобиден, как кажется, — подумала сова. — Надо все же попытаться». Взмахнув крыльями, она взлетела над Нильсом Хольгерссоном и вонзила когти в его плечо, нацеливаясь выклевать ему глаза. Заслонив глаза одной рукой, мальчик другой попытался высвободиться, понимая, что жизни его грозит настоящая опасность. «Неужели на этот раз и в самом деле конец?» — подумал он и стал отчаянно звать на помощь.
* * *
А теперь я должна рассказать о том, как все удивительно получилось. В тот самый год, когда Нильс Хольгерссон летал по свету со стаей диких гусей, одна писательница задумала сочинить книгу о Швеции, книгу, которую дети читали бы в школах. Она долго вынашивала замысел этой книги — от Рождества до самой осени, но так и не написала ни строчки. Под конец ей это ужасно надоело, и она сказала себе:
— Это тебе не по плечу! Садись-ка лучше да сочиняй обычные свои сказки и прочие истории! И пусть кто-нибудь другой напишет эту книгу — поучительную и серьезную, в которой не будет ни одного слова неправды.