Лошадка дёрнула розвальни, поскользнулась, дёрнула ещё раз — и затрусила по заваленной снегом уличке между деревянных домишек. За ней, широко шагая, спокойно пошёл лось.
Солнце ещё только поднималось над низкими крышами, но в посёлке у станции уже просыпался народ. Из многих труб валил дым. Прохожие останавливались и ахали на лося. Собаки с лаем вылетали навстречу, но, увидев незнакомого лесного зверя, шарахались от него и с визгом спасались назад в подворотни.
Но вот дорога перебежала рельсы и вошла в лес.
Сашка и Маша никогда не видели такого множества деревьев. Со всех сторон толпились густые тёмно-зелёные ели, голубоватые с оранжевым сосны, белые берёзы и серебристые осины. Голые ветви лиственных деревьев кутались в серенький искристый пушок-иней.
Дядя Миша обернулся к детям:
— Красота, а?
У Маши глаза были большие и сияли. Но она ничего не ответила.
А Сашка спросил:
— А шибко на лосе можно?
— Ого! — сказал дядя Миша. — Дробь и порох! Ну-ка держитесь!
Он подобрал вожжи и крикнул:
— Альцес, ходу! Берегись, Ванюшка!
Сани рвануло. Лось пошёл крупной рысью.
Ванюшка встал во весь рост в дровнях, закрутил у себя над головой вожжами, закричал лошади:
— Эй-эй, ударю!
Его мохнатая лошадёнка быстро-быстро засеменила ногами, потом поднялась вскачь, но санки с ребятами лихо обогнали её — дровни стали уползать назад и скоро исчезли за поворотом дороги.
Сашка захохотал от удовольствия.
Лось широко переставлял ноги и мчал сани так легко, точно они были бумажные. Из-под копыт его вылетали куски крепкого снега.
Деревья по сторонам дороги кружились, набегали, набегали на сани и, не задевая их, разом пропадали сзади.
Ух, как хорошо было мчаться так бело-розовым морозным утром среди позолоченных солнцем стволов! Лёгкие санки подскакивали на всех неровностях дороги, птицей взлетали на пригорки — и казалось, вот-вот оторвутся от земли и поднимутся выше деревьев.
Неизвестно было, что впереди, и от этого у детей ещё больше замирало сердце.
На поворотах лось замедлял бег, и тогда детям казалось, что вот сейчас за деревьями они увидят избушку на курьих ножках, или медведя, или Руслана, которого несёт по воздуху на длинной, развевающейся бороде злой карла Черномор.
Сашке хотелось кричать от радости. Но щёки покалывало, и дух захватывало морозным воздухом. Сашка не решался открыть рта.
У большой белой поляны с кустами дядя Миша подобрал вожжи, крикнул:
— Альцес, тихо, тихо!
Лось перешёл на шаг.
Дядя Миша обернулся к детям:
— Ходко идёт? Он и по лесу так может. Ему всюду дорога, не то что лошади. Тут болото, а вот смотрите-ка.
Повинуясь вожжам, лось повернул на поляну, пошёл прямо по чистому снегу, перешагивая через кустики.
Вдруг лось встал, и в тот же миг из-под ног у него с треском и лаем вырвалась целая стая больших серебряных птиц. Дети вздрогнули от неожиданности.
Но птицы уже исчезли за кустами.
Только поднятое ими снежное облачко сверкало и переливало в воздухе красными, золотыми, зелёными искрами.
— Ах, как волшебно! — вскрикнула Маша. — Совсем как на ёлке!
— Лучше, племяшка, лучше: у вас под Новый год одна ёлка, а тут смотри их сколько. Да какие все красавицы.
— Искорки, птицы! — говорила Маша.
— Это белые куропатки. Они тут ночевали под снегом. Хорошо им там: тепло и никто не увидит.
— Здорово они лают! — хохотал Сашка.
— Это петух. Он всегда так.
Дядя Миша опять направил лося на дорогу. Они подождали Ванюшку и поехали дальше, потихоньку теперь.
Два раза лес расступался, широко открывались поля. Проехали две деревни.
Колхозники и их ребята все весело здоровались с дядей Мишей и Ванюшей. И тут, в деревнях, никто уже не удивлялся на лося, как в посёлке у станции. Ребятишки подбегали, протягивали лосю куски хлеба и кричали:
— Алька, Алька, на, возьми!
Видно, хорошо его знали.
За второй деревней начался такой густой, тёмный лес, какого ещё не было по всей дороге. Тут скоро сани свернули с большой дороги на маленькую, и дядя Миша сказал:
— Ну, вот сейчас и приедем, тётя Киля, верно, заждалась уж нас.