Таечкины сказки

1

 

Нильс и сам не знал, как ему удалось перебраться на спину Мартина. Никогда Нильс не думал, что гуси такие скользкие. Обеими руками он вцепился в гусиные перья, весь съежился, вобрал голову в плечи и даже зажмурил глаза.

А вокруг выл и гудел ветер, словно хотел оторвать Нильса от Мартина и сбросить вниз.

— Сейчас упаду, вот сейчас упаду! — шептал Нильс.

Но прошло десять минут, двадцать, а он не падал. Наконец он расхрабрился и чуть-чуть приоткрыл глаза.

Справа и слева мелькали серые крылья диких гусей, над самой головой Нильса, чуть не задевая его, проплывали облака, а далеко-далеко внизу темнела земля.

Она была совсем не похожа на землю. Казалось, что кто-то расстелил под ними огромный клетчатый платок. Каких только клеток тут не было! Одни клетки

— черные, другие желтовато-серые, третьи светло-зеленые.

Черные клетки — это только что вспаханная земля, зеленые клетки — осенние всходы, перезимовавшие под снегом, а желтовато-серые квадратики — это прошлогоднее жниво, по которому еще не прошел плуг крестьянина.

Вот клетки по краям темные, а в середине — зеленые. Это сады: деревья там стоят совсем голые, но лужайки уже покрылись первой травой.

А вот коричневые клетки с желтой каймой — это лес: он еще не успел одеться зеленью, а молодые буки на опушке желтеют старыми сухими листьями.

Сначала Нильсу было даже весело разглядывать это разноцветье. Но чем дальше летели гуси, тем тревожнее становилось у него на душе.

«Чего доброго, они и в самом деле занесут меня в Лапландию!» — подумал он.

— Мартин, Мартин! — крикнул он гусю. — Поворачивай домой! Хватит, налетались!

Но Мартин ничего не ответил.

Тогда Нильс изо всей силы пришпорил его своими деревянными башмачками.

Мартин чуть-чуть повернул голову и прошипел:

— Слуш-ш-ай, ты! Сиди смирно, а не то сброш-шу тебя… Пришлось сидеть смирно.

 

2

 

Весь день белый гусь Мартин летел вровень со всей стаей, будто он никогда и не был домашним гусем, будто он всю жизнь только и делал, что летал.

«И откуда у него такая прыть?» — удивлялся Нильс.

Но к вечеру Мартин все-таки стал сдавать. Теперь-то всякий бы увидел, что летает он без году один день: то вдруг отстанет, то вырвется вперед, то будто провалится в яму, то словно подскочит вверх.

И дикие гуси увидели это.

— Акка Кебнекайсе! Акка Кебнекайсе! — закричали они.

— Что вам от меня нужно? — спросила гусыня, летевшая впереди всех.

— Белый отстает!

— Он должен знать, что летать быстро легче, чем летать медленно! — крикнула гусыня, даже не обернувшись.

Мартин пытался сильнее и чаще взмахивать крыльями, но усталые крылья отяжелели и тянули его вниз.

— Акка! Акка Кебнекайсе! — опять закричали гуси.

— Что вам нужно? — отозвалась старая гусыня.

— Белый не может лететь так высоко!

— Он должен знать, что летать высоко легче, чем летать низко! — ответила Акка.

Бедный Мартин напряг последние силы. Но крылья у него совсем ослабели и едва держали его.

— Акка Кебнекайсе! Акка! Белый падает!

— Кто не может летать, как мы, пусть сидит дома! Скажите это белому! — крикнула Акка, не замедляя полета.

— И верно, лучше бы нам сидеть дома, — прошептал Нильс и покрепче уцепился за шею Мартина.

Мартин падал, как подстреленный.

Счастье еще, что по пути им подвернулась какая-то тощая ветла. Мартин зацепился за верхушку дерева и повис среди веток. Так они и висели. Крылья у Мартина обмякли, шея болталась, как тряпка. Он громко дышал, широко разевая клюв, точно хотел захватить побольше воздуха.

Нильсу стало жалко Мартина. Он даже попробовал его утешить.

— Милый Мартин, — сказал Нильс ласково, — не печалься, что они тебя бросили. Ну посуди сам, куда тебе с ними тягаться! Давай лучше вернемся домой!

Мартин и сам понимал: надо бы вернуться. Но ему так хотелось доказать всему свету, что и домашние гуси кое-что стоят!

А тут еще этот противный мальчишка со своими утешениями! Если бы он не сидел у него на шее, Мартин, может, и долетел бы до Лапландии.

Со злости у Мартина сразу прибавилось силы. Он замахал крыльями с такой яростью, что сразу поднялся чуть не до самых облаков и скоро догнал стаю.

На его счастье, начало смеркаться.

На землю легли черные тени. С озера, над которым летели дикие гуси, пополз туман.

Стая Акки Кебнекайсе спустилась на ночевку,

 

3

 

Чуть только гуси коснулись прибрежной полоски земли, они сразу полезли в воду. На берегу остались гусь Мартин и Нильс.

Как с ледяной горки, Нильс съехал со скользкой спины Мартина. Наконец-то он на земле! Нильс расправил затекшие руки и ноги и поглядел по сторонам.

Зима здесь отступала медленно. Все озеро было еще подо льдом, и только у берегов выступила вода — темная и блестящая.

К самому озеру черной стеной подходили высокие ели. Всюду снег уже растаял, но здесь, у корявых, разросшихся корней, снег все еще лежал плотным толстым слоем, как будто эти могучие ели силой удерживали возле себя зиму.

Солнце уже совсем спряталось.

Из темной глубины леса слышалось какое-то потрескивание и шуршание.

Нильсу стало не по себе.

Как далеко они залетели! Теперь, если Мартин даже захочет вернуться, им все равно не найти дороги домой… А все-таки Мартин молодец!.. Да что же это с ним?

— Мартин! Мартин! — позвал Нильс.

Мартин не отвечал. Он лежал, как мертвый, распластав по земле крылья и вытянув шею. Глаза его были подернуты мутной пленкой. Нильс испугался.

— Милый Мартин, — сказал он, наклонившись над гусем, — выпей глоток воды! Увидишь, тебе сразу станет легче.

Но гусь даже не шевельнулся. Нильс похолодел от страха…

Неужели Мартин умрет? Ведь у Нильса не было теперь ни одной близкой души, кроме этого гуся.

— Мартин! Ну же, Мартин! — тормошил его Нильс. Гусь словно не слышал его.

Тогда Нильс схватил Мартина обеими руками за шею и потащил к воде.

Это было нелегкое дело. Гусь был самый лучший в их хозяйстве, и мать раскормила его на славу. А Нильса сейчас едва от земли видно. И все-таки он дотащил Мартина до самого озера и сунул его голову прямо в студеную воду.