Глава V

Синяя гусеница дает совет

Алиса и Синяя Гусеница долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Наконец, Гусеница вынула кальян изо рта и медленно, словно в полусне, заговорила:

— Ты  … кто… такая? — спросила Синяя Гусеница.

Начало не очень-то располагало к беседе.

— Сейчас, право, не знаю, сударыня, — отвечала Алиса робко. — Я знаю, кем я была сегодня утром, когда проснулась, но с тех пор я уже несколько раз менялась.

— Что это ты выдумываешь? — строго спросила Гусеница. — Да ты в своем уме?

— Не знаю, — отвечала Алиса. — Должно быть, в чужом.  Видите ли…

— Не вижу, — сказала Гусеница.

— Боюсь, что не сумею вам все это объяснить, — учтиво промолвила Алиса. — Я и сама ничего не понимаю. Столько превращений в один день хоть кого собьет с толку.

— Не собьет, — сказала Гусеница.

— Вы с этим, верно, еще не сталкивались, — пояснила Алиса. — Но когда вам придется превращаться в куколку, а потом в бабочку, вам это тоже покажется странным.

— Нисколько! — сказала Гусеница.

— Что ж, возможно , — проговорила Алиса. — Я только знаю, что мне бы это было странно.

— Тебе! — повторила Гусеница с презрением. — А кто ты  такая?

Это вернуло их к началу беседы. Алиса немного рассердилась — уж очень неприветливо говорила с ней Гусеница. Она выпрямилась и произнесла, стараясь, чтобы голос ее звучал повнушительнее:

— По-моему, это вы должны мне сказать сначала, кто вы такая.

— Почему? — спросила Гусеница.

Вопрос поставил Алису в тупик. Она ничего не могла придумать, а Гусеница, видно, просто была весьма не в духе, так что Алиса повернулась и пошла прочь.

— Вернись! — закричала Гусеница ей вслед. — Мне нужно сказать тебе что-то очень важное.

Это звучало заманчиво — Алиса вернулась.

— Держи себя в руках! — сказала Гусеница.

— Это все? — спросила Алиса, стараясь не сердиться.

— Нет, — отвечала Гусеница.

Алиса решила подождать — все равно делать ей было нечего, а вдруг все же Гусеница скажет ей что-нибудь стоящее? Сначала та долго сосала кальян, но, наконец, вынула его изо рта и сказала:

— Значит, по-твоему, ты изменилась?

— Да, сударыня, — отвечала Алиса, — и это очень грустно. Все время меняюсь и ничего не помню.

— Чего не помнишь? — спросила Гусеница.

— Я пробовала прочитать «Как дорожит любым деньком…», а получилось что-то совсем другое, — сказала с тоской Алиса.

— Читай «Папа Вильям »a, — предложила Гусеница.

Алиса сложила руки и начала:

 

— Папа Вильям, — сказал любопытный малыш, —

   Голова твоя белого цвета.

Между тем ты всегда вверх ногами стоишь.

   Как ты думаешь, правильно это?

 

 

— В ранней юности, — старец промолвил в ответ, —

   Я боялся раскинуть мозгами,

Но, узнав, что мозгов в голове моей нет,

   Я спокойно стою вверх ногами.

 

— Ты старик, — продолжал любопытный юнец, —

   Этот факт я отметил вначале.

Почему ж ты так ловко проделал, отец,

   Троекратное сальто-мортале?

 

 

 

— В ранней юности, — сыну ответил старик, —

   Натирался я мазью особой.

На два шиллинга банка — один золотник,

   Вот, не купишь ли банку на пробу?

 

— Ты немолод, — сказал любознательный сын, —

   Сотню лет ты без малого прожил.

Между тем двух гусей за обедом один

   Ты от клюва до лап уничтожил.

 

 

 

— В ранней юности мышцы своих челюстей

   Я развил изучением права,

И так часто я спорил с женою своей,

   Что жевать научился на славу!

 

— Мой отец, ты простишь ли меня, несмотря

   На неловкость такого вопроса:

Как сумел удержать ты живого угря

   В равновесье на кончике носа?

 

 

 

— Нет, довольно! — сказал возмущенный отец. —

   Есть границы любому терпенью.

Если пятый вопрос ты задашь, наконец,

   Сосчитаешь ступень за ступенью!