Жена новосела как ни любила девочку, такое ей было не по душе. Ей не раз приходилось слышать, что лопари — мастера колдовать, и теперь она в это поверила.
— Не смей глазеть не меня, — порой нетерпеливо говорила она малютке. — Сдается, ты думаешь, будто видишь меня насквозь!
Звездоглазка огорчалась и опускала глазки, понимая лишь, что опечалила добрую свою матушку. Тогда названая мать любовно гладила ее по щеке и говорила:
— Не плачь, милая Элисабет, ведь ты не виновата, что ты — лопарское дитя!
Однажды жена новосела сидела за прялкой и думала о муже, который снова куда-то уехал. И вдруг вспомнила, что лошадь его потеряла подкову с левой задней ноги. Звездоглазка сидела в углу верхом на лавке, словно на деревянной лошадке, делая вид, будто скачет верхом. Внезапно она сказала оседланной ею лавке:
— Матушка думает, что ты потеряла подкову на левой задней ноге.
Жена новосела прекратила прясть и удивленно спросила:
— А ты откуда знаешь?
— Элисабет видела это, — ответила о себе самой Звездоглазка.
Названой матери стало не по себе, и она сделала вид, что ничего не заметила, но решила построже приглядывать за девочкой.
Спустя несколько дней у них в горнице заночевал какой-то чужак, а утром хватились: пропал золотой перстень, что лежал на столе. В краже заподозрили чужого парня, обыскали его одежду, но перстень так и не нашли. В этот миг проснулась Звездоглазка, глянула удивленно на чужака да и говорит:
— А перстень у него во рту!
Перстень и в самом деле оказался там, парня же выгнали вон.
Прошло некоторое время. Пальте захворал корью, и в дом пришел пастор — поглядеть, что с мальчиком, ведь пастор был сведущ и в лекарском искусстве. А у названой матери хранились тогда в кладовке два свежих лосося, и она подумала:
«Как быть? Дать тебе, пастор, маленького лосося или большого? Сдается, с тебя и маленького с лихвой хватит!»
Звездоглазка сидела в углу. На коленях у нее лежала щетка, и она будто бы изображала хворого мальчика. Затем появился и веник, и он будто бы изображал пастора. А Звездоглазка вдруг возьми да и спроси его:
— Дать тебе маленького лосося или большого? Сдается, с тебя и маленького с лихвой хватит!
Названая мать, услыхав эти слова, испугалась, но и разозлилась тоже. Когда пастор ушел, она сказала Звездоглазке:
— Вижу, тебе никогда не избавиться от колдовства, лопарка ты этакая! Поэтому не смей больше глазеть на меня, ведьмины твои глаза! Будешь жить в погребе под полом и только раз в день подниматься наверх — поесть, но глаза твои будут повязаны тогда толстым платком. Незачем тебе видеть людей насквозь, пока от своего поганого колдовства не избавишься.
Не очень-то красиво обошлась жена новосела с несчастной малюткой, что никому никогда худа не сделала. Но Элисабет была суеверна, как и многие другие; она твердо и нерушимо верила, что все лопари — колдуны. Поэтому она заперла Звездоглазку в темном погребе, однако же дала ей и съестное, и одежку, и постель, чтобы дитя не голодало и не холодало. У Звездоглазки было все необходимое, кроме свободы, любви, общения с людьми и дневного света.
Новосел уехал из дома, а Звездоглазка сидела в погребе. Не очень-то это весело, но не так уж и скучно. Девочка была там не одна, а с целой компанией: старая толстая палка, с которой она играла, разбитый кувшин, деревянный чурбан да стеклянный сосуд без горлышка. Палка изображала мать, кувшин отца, чурбан — ткацкий челнок, стеклянный сосуд трех названых братьев. И все они, кроме палки, жили в пустой бочке. Все в бочке занимались своим делом, Звездоглазка пела им, а мыши и крысы слушали ее песни.
У Лису, жены новосела, была соседка по имени Мурра. Как-то за день до Рождества обе женщины сидели в горнице и толковали про колдовские фокусы лопарей. Хозяйка дома вязала шерстяные рукавички. Симму играл с медными монетками, Пальте толок осколки кирпича, а Матте обвязал веревочкой кошкины лапки. И тут вдруг они услыхали, как в погребе, укачивая ткацкий челнок, поет Звездоглазка.
Матушка перебирает,
Разговаривая, спицы.
Симму на полу играет —
Любит с медью он возиться.
Матте вяжет кошке лапки
И толчет кирпичик Пальте…
Солнце светит из-под лавки
И светлым-светло в подвале!
— О чем поет внизу эта маленькая лопарка? — спросила Мурра.
— Она поет колыбельную своим игрушкам, что живут в бочке, — отвечала Лису.
— Но ведь она видит сквозь пол все, что делается в горнице, — возмутилась Мурра. — Она видит, как в темном погребе светит месяц!
— По правде говоря, не верю я, что это так. Однако, сдается, девчонка — маленькая колдунья!
— От колдовства есть средство, — посоветовала злая Мурра. — Повяжи девчонке ее звездистые глаза семью шерстяными платками да положи семь циновок на творило погреба, тогда она точно ничего не увидит!
— Попытаюсь, — ответила Лису.
Она тут же спустилась в погреб, повязала семью шерстяными платками маленькие глазки-звездочки, а потом положила семь циновок на творило погреба. Но через некоторое время стемнело, на небе засветились звезды, а Северное сияние двумя большими бледно-алыми дугами поднялось на вечернем небе.
И тогда послышалась новая песенка, которую запела Звездоглазка:
Расстилает небосвод
Звезды вечерами,
И сияние встает
Прямо над горами:
Словно радуга, вдали
В небе хороводит…
Видят звездочки мои:
Рождество приходит!