Без отца Тиша рос, в бедности. Ни кола, ни двора, ни курицы. Только клин отцовской земли остался. По людям Тиша с матерью ходили. Маялись. И ниоткуда ни на какое счастье надёжи у них не было. Совсем мать с сыном руки опустили:
– Что делать? Как быть? Куда голову приклонить? В четыре ручья слезы текут, в два голоса голосят. И, есть от чего. Только вытьё и нытьё никогда делу не помогали. Так им и сказала одна старушоночка и присоветовала к кузнецу Захару сходить.
– Он, – говорит, – всё может. Даже счастье куёт. Как услыхала мать, к кузнецу кинулась:
– Захар, ты, сказывают, можешь моему злосчастному сыну счастье выковать! А кузнец ей:
– Что ты, вдова! Человек сам своему счастью кузнец. Посылай сына в кузницу. Может быть, и скуёт. Пришёл Тиша в кузницу. Потолковал с ним кузнец и говорит:
– Твоё счастье, парень, в золотом гвозде. Золотой гвоздь скуёшь, и он сам тебе счастье принесёт. Ты только пособляй ему.
– Дяденька, да я же отродясь не ковывал!
– И я, – говорит кузнец, – не кузнецом родился! Раздувай горн. Стал кузнец показывать, как мехами горн раздувать, как уголья подсыпать, как железо огнём мягчить, как клещами подковку брать. Не сразу у Тихона дело пошло. И руки ломит, и ноги болят. Спина вечером не разгибается. А кузнец за отца ему полюбился. Да и Тиша кузнецу по руке пришёлся. Не было у кузнеца сына, только дочь. Да и та такая бездельница – лучше не вспоминать. Откуда ей без матери рукодельницей быть? Ну, да не о ней пока речь. Пришло время – Тиша за молотобойца стал. Взял как‑то кузнец старый шкворень и говорит:
– Теперь давай из него золотой счастливый гвоздь ковать. Ковал Тиша этот гвоздь неделю, другую, и с каждым днём гвоздь краше становился. На третью неделю кузнец говорит:
– Не перековать бы, Тихон! Счастье меру любит. Не понял Тиша, к чему такие слова кузнец говорит. Не до них ему было. Очень ему гвоздь полюбился. Глаз с него не сводит. Одно горько – угас золотой гвоздь. Остыл. Потемнел.
– Не горюй, Тиша, позолотеет! – говорит кузнец.
– А когда он позолотеет, дяденька Захар?
– Тогда позолотеет, когда ты дашь ему всё, что он просит.
– Ничего он, дяденька кузнец, не просит.
– А ты, Тиша, подумай. Неужели гвоздь для того выкован, чтобы без дела валяться?
– Это да, дяденька Захар. Гвоздь куда‑нибудь вбить надо. Только во что, дяденька Захар, его вбить? У нас ни кола, ни двора, ни ворот, ни тына. Кузнец думал‑думал, тёр‑тёр лоб да и сказал:
– А ты вбей его в столб.
– А столб где взять?
– В лесу выруби да в землю вкопай.
– А я ведь сроду не рубливал, и топора у меня нет,
– Так ведь ты и не ковывал сроду, а вон какой гвоздь сковал. И топор скуёшь. И дерево им вырубишь. Опять засопел‑задышал кузнечный мех, искры полетели. Не сразу, не с маху, а через три дня выковал себе парень топор, сам на топорище насадил и отправился в лес. Облюбовал Тиша сосенку и ну рубить! Не успел бедняга и кору пересечь, как схватил его лесник:
– Ты зачем, вор‑разбойник, лес рубишь? Тиша на это по‑хорошему ответил, кто он, и откуда, и для чего ему нужен сосновый столб. Лесник видит, что перед ним не вор, не разбойник, а вдовий сын, кузнеца Захара выученик.
– Вот что, – говорит, – коли тебя кузнец научил, как золотой гвоздь сковать, и я тебе помогу. Иди в лес, делянку выруби – за работу столб получишь. Делать нечего, пошёл Тиша в лес. День рубил, два рубил, на третий день делянку вырубил. Столб получил, на отцовскую землю его отнёс. А земля бурьяном‑репейником заросла. Некому работать на ней было. Притащил Тиша столб, а вкопать его нечем.
– Да зачем тебе о лопате горевать! – говорит ему мать. – Гвоздь сковал, топор сковал – неужели лопатку не загнёшь? Дня не прошло, смастерил Тиша лопату. Глубоко вкопал столб, счастливый гвоздь вбивать стал. Невелик труд – гвоздь вбить, когда свой топор, а у топора такой обух, что плясать на нём можно. Вбил Тиша гвоздь и ждёт, когда он золотеть начнёт. День ждёт, два ждёт, а гвоздь не только не золотеет, а буреть начинает.
– Мамонька, глянь‑ка, его ржа ест. Видно, он чего‑то ещё просит. Надо к кузнецу сбегать. Прибежал к кузнецу, всё как есть рассказал, а тот на это и говорит:
– Не может быть гвоздь без дела вбит. Всякий гвоздь свою службу нести должен.
– А какую, дяденька Захар?
– Сходи к людям и погляди, как им гвозди служат. Пошёл Тиша по селу. Видит: одними гвоздями тёс пришивают, другими, самыми тоненькими, дрань на крышах прихватывают, на третьи, на самые большие, сбрую, хомуты вешают.
– Не иначе, мамонька, на наш гвоздь хомут повесить надо. Не то ржа всё моё счастье съест. Сказал так Тиша и отправился к шорнику.
– Шорник, как хомут заработать?
– Это плёвое дело. Поработай у меня до сенокоса, а от сенокоса– до снега. Вот тебе хомут и сбруя будут!
– Ладно, – говорит Тихон и остался у шорника. А шорник тоже из кузнецовой поры был. Утруждать Тишу не утруждал, но и без дела сидеть не давал. То колодки для хомутов велит пристрогать, то дровец наколоть, то десятину пропахать. Не всё сразу получалось. Трудновато бывало, а от хомута отступиться боязно. Не может быть гвоздь без дела вбит. Пришло время, пришёл расчёт. Получил Тихон самый лучший хомут и полную сбрую. Принёс это всё и повесил на гвоздь:
– Золотей, мой гвоздь! Всё для тебя сделал. А гвоздь, как живой, нахмурился из‑под шляпки, молчит и не золотеет. Тиша опять к кузнецу, а кузнец опять своё:
– Не может хороший хомут со сбруей на гвозде висеть. Для чего‑то висит хомут…
