Маруся подошла к зеркалу, поправила воротничок, потрогала пряжку на поясе.
Ей хотелось быть очень серьезной и взрослой, но губы против воли растягивались в счастливую улыбку.
Это было ее первое шелковое платье. Больше того: это было первое платье, сшитое на собственные заработанные деньги.
— Хорошо, Вадимка? — спросила она братишку. Вадя сидел на столе и смотрел не на Марусю, а на ее отражение в зеркале. Он поболтал ногами и ответил сдержанно:
— Ничего… Зачем эти пуговицы на плечах, а петель нету?
— Такой фасон, глупышка.
Маруся пригладила волосы и посмотрела на фотографию, висевшую на стене.
«Воображает, что похожа на маму, — с раздражением подумал Вадя. — И причесалась, как на портрете. А сама тощая, волосы желтые и нос кверху. Мама была не такая».
— Посмотри, Вадимка, подол сзади не висит?
— Не висит.
Вадимкино равнодушие огорчало Марусю. Не говорить о платье было невозможно. Она быстро переоделась, стала вновь обыкновенной и домашней. Аккуратно разложила платье на кровати, потом пошла в переднюю, к телефону.
Вадя выглянул в окно. Ленька Бобров бегал по двору в кепке, лихо сдвинутой на затылок.
— Ну как? — спросил он.
— Подожди, — отвечал Вадя. — Она уйдет за билетом. Тогда.
Из передней донесся голос Маруси:
— Ты в чем пойдешь? А я — в новом шелковом… Честное слово! Крепдешиновое, серенькое… Знаешь, Анька, ведь я целый год копила, из каждой получки откладывала… И вот наконец!..
«На платье себе копила, — сердито подумал Вадя, — а небось, когда попросил купить мячик, сказала: денег нет!»
Он отошел от окна, чувствуя, что разговор приближается к концу.
— Так я забегу за билетом, Анечка. А пойдем врозь. Встретимся у входа. До свиданья!
Маруся вприпрыжку вбежала в комнату.
— Вот что, Вадимка, — сказала она, — я вернусь через полчаса. Будь умницей, в окно не высовывайся, не запачкай платье.
Она положила руку на плечо брата, но смотрела через его голову на новое платье.
Вадимкино плечо стало твердым и неуютным.
— Не беспокойся, не запачкаю.
Маруся закрыла окно, накинула на плечи пестрый шарфик и выбежала во двор.
Вадя подождал, пока она скрылась за воротами, открыл окно и перевесился вниз.
— Эй, Ленька!
— Ушла?
— Ушла. Иди скорее! Не звони, я тебе открою.
Леня вошел, придерживая рукой карман курточки.
— Принес?
— Принес. А у тебя?
— Очень мало.
Вадя сунул руку за шкаф и вытащил небольшой пакет, завернутый в газетную бумагу…
— Она их прячет, много не наберешь.
Леня вынул из кармана туго набитый узелок.
— Она надолго ушла? Успеем?
— Сказала — на полчаса. Да разве они умеют быстро, эти девчонки? Уж говорят, говорят — остановиться не могут. А тут еще платье новое — креп-де-шиновое! — Вадя презрительно ткнул пальцем в Марусину обновку. — К шести часам должна вернуться. Они с Анькой в театр идут, в оперу. Платьем шелковым хвалиться будет моя Маруська… Бери ножик, режь головки.
Вадя высыпал на стол целую груду спичек. Леня развязал платок, тоже наполненный спичками.
— Видел я эту оперу. Буза! Не интересно нисколько. Музыка все время играет, слушать не дает. Ни одного слова не поймешь. Давай отламывать, Вадя, так быстрее.
Опыт был задуман давно. Всю последнюю неделю хозяйки двух квартир удивлялись, почему с такой сказочной быстротой исчезают спички, оставленные на кухне. Ахали, подозревали друг друга в недобросовестности.
— У вас дома никого нет? — спросил Леня.
— Никого.
— Ну, хватит! Набивай ящики аммоналом!
Три спичечные коробки были доверху набиты отрезанными головками и поставлены одна на другую.
— Положи их на поднос, а то бабахнет, скатерть прожжем.
Вадя загнул край скатерти.
— Ставь сюда, на этот угол.
Он закрыл окно и опустил кисейную занавеску.
— Готово. Зажигай шнур.
Мальчики, затаив дыхание, смотрели, как тонкий огонек быстро-быстро побежал вверх по нитке. На сгибе казалось, что он потухает. Но нет, вот он добрался до подноса, обогнул спичечную коробку… раз… два раза…
— Взрыв порохового склада! — прошептал Вадя. — Эх, нужно было еще разок обернуть! Погаснет!