«Верные домашние средства». От дурного глаза… Лекарство от меланхолии… От простуды… Нет, все не то. Мама листала странички. И вот в самом конце она нашла наконец запись, которую бабушка сделала уже не очень твердой рукой: «Если кто-то из твоих знакомых становится расплывчатым и трудноразличимым». Вот! Слава Богу. Мама внимательно прочла рецепт, который оказался довольно сложным. Потом она занялась приготовлением лекарства для Нинни.
Колокольчик, позванивая, спускался по лестнице, ступенька за ступенькой, с небольшими паузами перед каждым следующим шажком. Муми-тролль ждал этой минуты все утро. Но не серебряный колокольчик оказался сегодня самым захватывающим зрелищем. Удивительнее всего были лапки. Лапки Нинни, шагавшие вниз по ступенькам, маленькие ножки с крохотными пальчиками, боязливо жмущимися друг к дружке. Видны были только они одни, и это представляло собой жутковатое зрелище.
Муми-тролль спрятался за кафельной печкой и, как зачарованный, смотрел на эти ножки, проследовавшие на веранду. Потом она пила кофе. Чашка поднималась и опускалась. Нинни ела хлеб с вареньем. Затем чашка медленно проплыла на кухню, ополоснулась и отправилась в шкаф. Нинни оказалась очень аккуратным ребенком.
Муми-тролль опрометью бросился в сад и закричал:
— Мама! У нее появились лапки! Их видно! «Я в этом и не сомневалась, — думала мама, сидя на яблоне. — Бабушка свое дело знала. И как хитро я придумала — подмешать снадобье в кофе».
— Отлично, — сказал папа. — Но будет еще лучше, если она покажет свою мордочку. Мне, знаете ли, становится как-то не по себе, когда я разговариваю с теми, кого не видно И с теми, кто мне не отвечает.
— Tсc, — предостерегающе сказала мама. Ниннины лапки стояли в траве среди осыпавшихся с дерева яблок.
— Привет, Нинни! — закричала Мю. — Ты спала, как сурок. Когда ты покажешь свою мордочку? Ну и страшилище ты, небось… Раз тебе даже пришлось стать невидимой…
— Замолчи, — зашептал Муми-тролль, — она обидится. — И он засуетился вокруг Нинни, приговаривая: — Не обращай на Мю внимания. Она грубиянка. У нас тебя никто не обидит. И забудь ты про эту злую тетку. Она не сможет забрать тебя отсюда…
В тот же миг лапки Нинни потускнели и стали едва различимыми в траве.
— Дорогуша, ты осел, — рассердилась мама. — Неужели непонятно, что малышке нельзя об этом напоминать. Собирай яблоки и не болтай.
Они собирали яблоки.
Ниннины лапки постепенно снова стали видимыми, они взбирались на дерево.
Было прекрасное, осеннее утро, и хотя в тени у всего семейства немного мерзли носы, на солнце казалось почти по-летнему тепло. После ночного дождя все вокруг сверкало яркими красками. Когда сбор яблок закончился, папа вынес самую большую мясорубку, и они приступили к приготовлению яблочного пюре.
Мама накладывала яблоки в мясорубку, My ми-тролль крутил ручку, а папа относил банки на веранду. Малышка Мю сидела на дереве и распевала Главную Яблочную Песню.
Вдруг что-то звякнуло.
Посреди садовой дорожки высился холмик из яблочного пюре, весь ощетинившийся осколками. А рядом стояли Ниннины лапки, которые вот-вот должны были исчезнуть.
— Да, да, — сказала мама. — Это та самая банка, которую мы обычно отдаем шмелям. Теперь нам не надо нести ее на луг. Да и бабушка всегда говорила, что выросшее на земле в землю и возвращается.
Ниннины лапки появились вновь, на этот раз вместе с парой тоненьких ножек, над которыми, едва заметный, мелькал коричневый подол платья.
— Я вижу ее ноги! — закричал Муми-тролль.
— Поздравляю, — сказала малышка Мю, глядя на Нинни с яблони. — Тебя стало больше. Но почему ты ходишь в этом дурацком коричневом платье?
Мама молча кивала головой и думала о своей мудрой бабушке и ее снадобье.
Нинни ходила за ними целый день. Они привыкли к звону колокольчика, который сопровождал их повсюду, и им больше не казалось, что Нинни — какая-то невидаль.
К вечеру они почти забыли о ней. Но когда все пошли спать, мама достала из своего шкафчика розовую шаль, чтобы сшить из нее маленькое платьице. Когда платье было готово, она отнесла его в восточную комнату, где уже погасили свет, и осторожно разложила на стуле. А из оставшейся ткани сделала широкую ленту для волос.
Маме все это было ужасно интересно. Ей казалось, что она снова шьет наряды для кукол. А самое забавное было то, что она даже не знала, какой цвет волос у ее куклы — черный или золотистый.
На следующий день Нинни появилась в новом платье. Видимая до самой шейки, она спустилась к утреннему кофе, сделала реверанс и пропищала:
— Большое спасибо.
От неожиданности все так растерялись, что даже не нашлись, что ответить. Впрочем, они не очень хорошо представляли себе, куда именно надо смотреть, разговаривая с Нинни. Естественно, каждый попытался устремить взгляд туда, где, как они полагали, находились глаза, чуть повыше колокольчика. Но невольно все взоры поползли ниже, чтобы остановиться на чем-нибудь видимом. И выглядело это не совсем вежливо.
Папа откашлялся.
— Это очень хорошо, — сказал он, — что маленькую Нинни сегодня видно получше. Чем больше видишь, тем лучше…
Мю расхохоталась, стуча ложкой по столу.
— Это хорошо, что ты начала разговаривать, — сказала она. — Если только тебе есть, что рассказать. Ты знаешь какую-нибудь игру?
— Нет, — пропищала Нинни. — Но я слыхала, что есть дети, которые умеют играть.
Муми-тролль был в восторге. Он решил научить Нинни всем играм, которые знал.
После кофе они втроем спустились к реке и стали играть. Но оказалось, что играть с Нинни совершенно невозможно. Она приседала, делала реверансы и с самым серьезным видом твердила: «да, да, конечно», «очень приятно», «разумеется», но чувствовалось, что она играет из вежливости, а не для того, чтобы получить удовольствие.