— Маленькие хемули страшно робкие, — шёпотом объяснил Муми-тролль. — Думаю, она вяжет. Тогда она чувствует себя гораздо увереннее.
Но маленькая Хемульша вовсе не вязала. Она не покладая лап писала в тетради в чёрной коленкоровой обложке. «Запрещается, — писала она. — Запрещается, запрещается, запрещается…» Пять тысяч раз. Ей доставляло удовольствие заполнять таким образом страницы.
«Как всё-таки хорошо быть любезной», — спокойно думала она.
Муми-мама сжала лапу Муми-тролля.
— О чём ты задумался? — спросила она.
— О детях Снусмумрика, — ответил Муми-тролль. — Неужели все они и вправду станут актёрами?
— Часть из них — да, — ответила Муми-мама. — Бездарных усыновит и удочерит Филифьонка. Видишь ли, её хлебом не корми — лишь бы были родственники.
— Они будут тосковать по Снусмумрику, — печально заметил Муми-тролль.
— Ну, разве что на первых порах, — сказала Муми-мама. — Но он думает навещать их каждый год и посылать письма ко дню рождения. С фотографиями.
Муми-тролль кивнул.
— Это хорошо, — сказал он. — И Хомса, и Миса… Ты видела, как обрадовалась Миса, когда ей разрешили остаться в театре?
Муми-мама рассмеялась.
— Да, Миса была счастлива. Она всю свою жизнь будет играть в трагедиях и всё время преображаться в новые лица. А Хомса станет мастером сцены и будет счастлив не меньше её. Разве не приятно, когда твои друзья находят себя?
— Да, — сказал Муми-тролль. — Ужасно приятно.
В этот миг лодка остановилась.
— Мы крепко засели в траве, — сказал Муми-папа, перегнувшись через борт. — Теперь придётся идти по воде.
Все вышли из лодки и пошли дальше.
Маленькая Хемульша прятала под одеждой что-то такое, за что она явно боялась, но никто ни о чём её не спрашивал.
Идти было трудно, так как вода доходила до пояса. Но дно было хорошее: мягкая трава без камней. Местами попадались возвышенности, и цветущие пучки растений словно плавали на воде райскими островами.
Снусмумрик замыкал шествие. Он был неразговорчивее обычного, всё время оглядывал себя и прислушивался.
— Я съем твою старую шляпу, если они не отстали! — сказала дочь Мимлы.
Но Снусмумрик лишь головой покачал.
Проход начал сужаться. В тесных расщелинах в стенах скал мелькнула знакомая зелень Муми-дола. Крыша с весело развевающимся флагом…
Вот завиделся поворот реки и окрашенный в синий цвет мост. Кусты жасмина уже зацвели!
Путники шли так быстро, что вода бурлила вокруг них, и они возбуждённо болтали о том, чем им придётся заняться, как только они прибудут домой.
Внезапно пронзительный свист как нож прорезал воздух.
В мгновение ока проход закишел хемулями — впереди, позади, повсюду.
Фрёкен Снорк спрятала голову за плечом Муми-тролля. Никто не произнёс ни слова. Так чудовищна была мысль: вот почти добрались до дома и схвачены полицией.
Знакомый Хемуль подошёл к ним и остановился перед Снусмумриком.
— Ну что-о? — сказал он.
Никто не отвечал.
— Ну что-о? — повторил Хемуль.
Тут маленькая Хемульша со всей стремительностью на какую была способна, выступила вперед навстречу своему двоюродному брату, сделала книксен и протянула ему тетрадь в чёрном коленкоровом переплёте.
— Снусмумрик раскаивается и просит прощения, робко сказала она.
— Это я, — начал было Снусмумрик.
Большущий Хемуль взглядом заставил его замолчать, открыл тетрадь в коленкоровом переплёте и начал считать. Он считал долго. Пока он считал, вода опустилась до самых ступеней. Наконец он сказал:
— Всё верно. Здесь пять тысяч раз написано «Запрещается».
— Но… — начал было Снусмумрик.
— Будьте любезны, ничего не говорите, — попросила его маленькая Хемульша. — Мне было приятно, правда-правда мне было приятно.
— Но объявления! — сказал ее двоюродный брат.
— А может, достаточно будет, если он поставит несколько объявлений вокруг моего огорода? — спросила Муми-мама. — Скажем: «Просим всякую мелюзгу оставить нам немного салата»?