С окна донёсся слабый звук. Это Скворец с трудом подавил смех. Мэри Поппинс строго поглядела на него. Он опомнился и принял серьёзный вид.
А миссис Бэнкс нежно гладила своих Близнецов, то одного, то другую, продолжая бормотать ласковые слова, которые должны были, по её мнению, их утешить.
И вдруг Джон перестал плакать.
Он был хорошо воспитанный мальчик, любил свою маму и сознавал свой долг перед ней. «Ведь она не виновата, бедняжка, что всегда говорит не то. Она просто-напросто ничего не понимает», — размышлял он. И вот, чтобы показать, что он на неё не сердится, он перевернулся на спину и меланхолически, глотая слёзы, взял правую ногу обеими руками и засунул её в рот.
— Ах ты умница, ах ты мой умница! — в восторге приговаривала мама.
Он повторил это упражнение, и она была в восхищении.
Тогда Барби, не желая уступать ему в любезности, поднялась с подушки и, хотя её лицо было мокро от слёз, села и стащила оба носка сразу.
— Чудо, а не девочка! — с гордостью сказала миссис Бэнкс и поцеловала её. — Ну, вот видите, Мэри Поппинс! Вот всё и хорошо! Я всегда знаю, как их утешить. Всё хорошо, всё хорошо! — повторяла миссис Бэнкс, словно напевая колыбельную. — И зубки скоро прорежутся.
— Да, мэм, — спокойно отвечала Мэри Поппинс.
И миссис Бэнкс, напоследок улыбнувшись Близнецам, вышла.
Едва дверь за ней закрылась, как Скворец разразился хохотом.
— Простите, что я не сдержался, — кричал он, — но, честное слово, это выше моих сил! Ну и сцена! Ну и сцена!
Джон не обратил на него внимания. Прижавшись лицом к решётке своей кроватки, он тихо, яростно сказал Барби:
— Я не буду таким, как все! Не буду, и всё! Пусть они, — он мотнул головой в сторону Мэри Поппинс и Скворца, — говорят что хотят! Я никогда не забуду, никогда!
— И я тоже, — ответила Барби. — Никогда.
— Клянусь своим хвостом! — завопил Скворец, хлопая себя крыльями по бокам и покатываясь со смеху. — Нет, вы только послушайте! Как будто это от них зависит! Да ведь через месяц, два, самое большее через три они даже забудут, как меня зовут, дурачки! Глупые беспёрые кукушата! Ха-ха-ха!
Раздался новый взрыв смеха, и Скворец, взмахнув пёстрыми крылышками, вылетел в окошко.
* * *
Прошло не так уж много времени с тех пор.
Зубки после немалых страданий наконец прорезались, как полагается всем зубам, и Близнецы отпраздновали свой первый день рождения.
И как раз на другой день после торжества Скворец, который улетал на курорт, вернулся в Дом Номер Семнадцать по Вишнёвому переулку.
— Привет, привет, привет! Вот и мы! — весело пропищал он, приземляясь на подоконник и подскакивая при каждом «привете». — Ну, как тут поживает наша девочка? — развязно осведомился он у Мэри Поппинс, наклонив голову набок и разглядывая её своими весёлыми, блестящими, озорными глазами.
— Без вас не скучала! — отрезала Мэри Поппинс, надменно вскинув голову.
Скворец рассмеялся.
— Всё та же Мэри П.! — сказал он. — Ты не изменилась! Ну, а как остальные? Я имею в виду кукушат, — пояснил он и покосился на кроватку Барби. — Ну, Барбарина, — начал он сладким, заискивающим тоном, — найдётся что-нибудь сегодня для старого знакомого?
— Гули-гули! — отвечала Барби, продолжая жевать своё печенье.
Скворец, вздрогнув от неожиданности, подскочил к ней поближе.
— Я говорю, — повторил он раздельно, — найдётся что-нибудь для старого приятеля, дорогая Барби?
— Ляп-тяп-тяп, — пролепетала Барби, глядя в потолок и доедая последнюю сладкую крошку.
Скворец уставился на неё.
— Ай-ай-ай! — сказал он наконец и, обернувшись, вопросительно посмотрел на Мэри Поппинс.
Они обменялись долгим взглядом.
Скворец перепорхнул на кровать Джона и уселся на перила решётки. Джон играл с большим пушистым игрушечным ягнёнком.
— Как меня зовут? Как меня зовут? Как меня зовут? — прокричал Скворец пронзительно и тревожно.
— Аф-тя-тя! — сказал Джон, открыв рот и засовывая туда ногу ягнёнка.
Слегка покачав головой, Скворец отвернулся.
— Значит, уже, — сказал он негромко Мэри Поппинс.
Она кивнула.
Скворец минутку уныло смотрел на Близнецов, потом пожал пёстрыми плечами.
— Ну конечно, я же знал, что так будет. Всегда говорил им. Но они не желали верить.
Он немного помолчал, глядя на кроватки. Потом энергично встряхнулся.
— Ну что ж, ну что ж. Мне пора. Труба нуждается в генеральной уборке, я уверен.
Он перелетел на подоконник и, на минуту задержавшись там, оглянулся.
— А странно будет без них всё-таки. Всегда любил с ними поболтать. Да, любил. Мне будет их не хватать.
Он проворно обмахнул крылом глаза.
— Расплакался? — съязвила Мэри Поппинс.
Скворец выпрямился.
— Расплакался? Ничего подобного! У меня просто… м-м-м… небольшой насморк. Подхватил в дороге. Вот и всё. Да, небольшая простуда. Ничего страшного.
Он перескочил на наружный подоконник и оправил клювом перья на груди.
— Приветик! — крикнул он задорно, взмахнул крыльями и исчез…