Посещение острова Святой Елены. Гольфстрим и сварившаяся в нем рыба. Казарка как транспортное средство. Канат и якорь в дупле китового зуба. Пребывание в рыбьем желудке.
— На обратном пути в Европу мы уже обогнули мыс Доброй Надежды, когда я попросил капитана корабля остановиться у маленького островка Святой Елены, лежащего в тамошних водах.
— Эх, братец! И чего вам там нужно? — спросил капитан.
— Ничего, ровным счетом ничего, только посмотреть на этот скалистый остров, — ответил я.
Вот мы к нему и пристали. Там было мало любопытного, но и до сих пор я не могу отделаться от предчувствия, что этот остров Святой Елены непременно чем-нибудь прославится. Чем именно — этого я не знаю, но мне кажется, что более молодые из вас еще доживут до этого.
А тогда для нас важно было то, что у этого острова мы встретили английский корабль, капитан которого оказался близким приятелем нашего капитана. Разумеется, друзья провели несколько часов, беседуя в каюте. После этого мой родственник сообщил мне, что должен переменить курс, так как он взялся доставить важные депеши командиру английской морской станции на Вест-Индских островах.
Этот маленький крюк был мне очень приятен, потому что благодаря ему я познакомился с теплым Гольфстримом и мог воочию убедиться, что все, услышанное ранее мной об этом замечательном Гольфстриме, — чистая правда. Погода стояла, правда, необыкновенно теплая, но в солнечные дни вода была до того горяча, что можно было попросту опустить в нее предназначенные для варки мясо или яйца, чтобы их можно было немедленно употреблять в пищу.
Всего более меня поражали громадные стаи всевозможных морских рыб, весело плававших и резвившихся около корабля, а когда их удавалось поймать на удочку или сетью, то на воздухе они тотчас же оказывались совершенно сваренными, так что их можно было тут же есть, и вкус они имели отменный. Вопрос, как это возможно, чтобы совершенно сваренные рыбы могли резвиться в кипящей морской воде, долго занимал нас, пока мы не нашли подходящего объяснения: это стало возможным лишь потому, что вода нагревалась постепенно, и рыба мало-помалу привыкала к более высокой температуре. Когда она попадала из воды на сравнительно прохладный воздух, жар, разумеется, бросался внутрь и в ту же секунду убивал ее.
В этом явлении не было, следовательно, ровно ничего удивительного…
Мы испытали крайне замечательное приключение, когда повернули от острова Ньюфаундленд на восток, к Европе, и на следующий же день наш корабль со страшной силой наскочил на нечто, показавшееся всем нам скалой. Однако на морских картах в этой местности не значилось никакой скалы, а брошенный лот на глубину пятисот саженей не достигал еще дна. Нам казалось совершенно необъяснимым, что мы не только потеряли руль, но и бушприт переломился посередине, и все наши мачты треснули сверху донизу.
Бедный парень, который как раз в это время брал рифы на главном парусе, отлетел по крайней мере на три мили от корабля, прежде чем упал в воду. Однако он спасся благодаря счастливому случаю: он успел ухватиться за хвост летевшей мимо казарки, благодаря чему ему удалось не только ослабить толчок при падении в воду, но он еще смог, устроившись на птице между шеей и крыльями, до тех пор плыть за кораблем, пока мы не подняли его на палубу.
Другим доказательством страшной силы удара было то обстоятельство, что всех людей, находившихся между палубами, подбросило вверх так, что они стукнулись о потолок. Моя собственная голова оказалась при этом совершенно вдавленной в живот, и прошло несколько месяцев, прежде чем она получила свое естественное положение.