Радушный прием в Константинополе у султана, которому Мюнхгаузен рассказывает о своем полете на ядре. Мюнхгаузен едет посланником в Каир и по пути принимает к себе на службу пятерых полезных людей: скорохода, острослуха, меткого стрелка, силача и ветрилу.
— Любезные друзья и товарищи! В связи с моими морскими приключениями, о которых я рассказал вам в последний раз, я хотел бы сегодня объяснить вам, как я из Италии попал в Вену и оттуда был командирован с дипломатическими поручениями в Константинополь, к султану. Однако я поведаю вам эту историю в другой раз со всеми подробностями. Слишком много еще живет свидетелей той эпохи, и потому было бы нескромно сейчас вспоминать это дело. На сегодня вы должны удовольствоваться тем, что я был снабжен секретными депешами и уполномочен вступить с султаном в переговоры, поэтому я покинул Вену и с пышностью прибыл в Константинополь. Я был представлен султану римским, императорско-русским и французским послами и передал драгоману (переводчику) мои верительные грамоты для вручения их султану установленным порядком, через великого визиря. Весь дипломатический корпус, все высшие сановники и придворные были в высшей степени удивлены, когда султан, едва успев произнести драгоману для перевода первые слова своей приветственной речи, вдруг остановился и, протягивая руку, двинулся в мою сторону со словами:
— Ах, дуй тебя горой! Мюнхгаузен! Да ведь мы — старые знакомые и добрые друзья, и не надо нам никакого переводчика! Тысячу раз добро пожаловать, старый приятель!
Все послы и даже главный представитель дипломатического корпуса поняли, что такие слова — нечто большее, чем простая шутка, и это создало мне особенно выгодное положение в их глазах. Да и мои отношения с султаном были теперь совсем иные, чем раньше, когда я, как военнопленный, должен был пасти пчел в султанском саду.
В то время испортились отношения между Турцией и Египтом, и султан однажды пожаловался мне на свое тяжелое положение, так как он ломал голову, кому поручить уладить возникшие осложнения.
Должно быть, на моем лице при этих словах появилось несколько странное выражение, потому что султан сказал, лукаво улыбаясь:
— Ну, почему у вас такой хитрый вид, Мюнхгаузен, словно вы хотите спросить: «А к чему же я здесь?..» Эге, вы так думаете?
Я только пожал плечами, а султан продолжал:
— Хорошо, хорошо, мой милый! Я уже понимаю… Только пойдемте в ту беседку. Вы видите, к ней ведут триста шестьдесят пять ступеней, туда не проникнут никакие уши, как бы ни были они длинны… Там, наверху, я доверю вам одну тайну! Ну, вперед!..
Я одним духом взобрался наверх и должен был ждать почти целый час, пока явилась тучная фигура султана.
Ожидание не показалось мне слишком долгим, хотя султан до того запыхался, что понадобилось еще с полчаса, прежде чем он мог произнести лишь одно слово: «Терпение!» Хорошо! Терпения-то у меня — не занимать, а пока я наслаждался восхитительным видом…
Я положительно не знал, на чем лучше остановить свой взгляд, и очень сожалею, что на следующей неделе с неба упал как раз на шпиль этой башни-беседки огненный шар, и все здание сгорело дотла, на что, однако, потребовалось девять дней и девять ночей.
Но теперь вам любопытно узнать, доверил ли мне наконец султан свою тайну.
Да, доверил. Но, к моему величайшему сожалению, я по некоторым причинам не могу сообщить вам, о чем шла тогда речь. Вы сами ведь знаете, что в дипломатических кругах бывают такие тайны, разглашение которых может вызвать всеобщую европейскую войну. Удовлетворитесь же моим уверением, что и в данном случае тайна султана принадлежала к числу самых опасных, и султан даже поклялся Кораном и бородой Пророка не только никогда и никому не обмолвиться ни единым словом, но и не сделать ни малейшего намека о причинах и цели моей поездки в Каир. Я же, в свою очередь, обещал лишь, под честное слово немецкого дворянина, хранить об этом молчание…
Единственное, что могу вам сказать, — я выполнил возложенную на меня задачу к полному удовольствию султана, и он впоследствии отправлял меня с подобными же поручениями к персидскому шаху, о чем я при случае расскажу вам подробнее…
Вечером, накануне моего отъезда в Египет, я сидел с султаном до наступления сумерек в беседке на берегу моря, и мы еще раз переговорили обо всем, что я должен был выполнить при дворе вице-короля в Каире, а затем разговор перешел на мои прежние подвиги в прусской армии, и я рассказал султану одно мое приключение во время осады (я уже не помню теперь, какой именно) маленькой неприятельской крепости. В наши прежние встречи, дорогие друзья и товарищи, я никогда не вспоминал об этой истории, имеющей мало значения, но султан нашел ее столь восхитительной, что я готов и вас позабавить ею.