У синьора Антонио, пенсионера, в прошлом начальника железнодорожной станции, была большая семья — сын, невестка, внук Антонио, которого звали просто Нино, и внучка Даниела. Но у него не было никого, кто бы уделял ему хотя бы немножечко внимания.
— Помню, — начинал он вспоминать, — когда я был заместителем начальника станции в Поджибонси…
— Папа, — перебивал его сын, — дай мне спокойно почитать газету. Меня очень интересует правительственный кризис в Венесуэле.
Синьор Антонио обращался к невестке и начинал все сначала:
— Помню, когда я был помощником начальника станции в Галларате…
— Папа, — прерывала его синьора невестка, — почему бы вам не прогуляться немного? Вы же видите, что я натираю пол «голубым воском, который дает больше блеска».
Не больше успеха имел он и у внука Нино. Тому надо было прочитать захватывающий рассказ в картинках «Сатана против дьявола», запрещенный детям до восемнадцати лет (а ему было шестнадцать). Синьор Антонио очень надеялся на внучку, которой позволял иногда надевать свою фуражку начальника станции, чтобы поиграть в железнодорожную катастрофу, в результате которой сорок семь человек погибало и сто двадцать бывало ранено. Но Даниела тоже была занята.
— Дедушка, — говорила она ему, — не мешай мне смотреть детскую передачу, она очень познавательна.
Даниеле было семь лет, но она очень любила учиться. Синьор Антонио вздохнул.
— Да, видно, в этом доме нечего делать пенсионерам, бывшим служащим государственной железной дороги! Вот я обижусь когда-нибудь и уйду. Даю слово. Уйду к кошкам.
И действительно однажды утром он вышел из дома, сказав, что идет играть в лото, а сам направился на площадь Арджентина, где среди руин античного Рима нашли себе прибежище тысячи кошек. Он спустился по лестнице, перешагнул через железную перекладину, которая отделяет царство кошек от царства автомобилей, и превратился в кота. И сразу же стал облизывать свои лапы, чтобы не занести в эту новую жизнь пыль с человеческой обуви. Тут подошла какая-то довольно облезлая кошка и принялась внимательно разглядывать его. Разглядывала, разглядывала и наконец сказала:
— Извини, но ты не был прежде синьором Антонио?
— Не хочу даже вспоминать о нем! Он подал в отставку.
— Значит, мне показалось. Знаешь, а я была той учительницей-пенсионеркой, которая жила в доме напротив. Ты, конечно, видел меня. Или, быть может, мою сестру.
— Да, я видел вас. Вы всегда ссорились из-за канареек.
— Верно! Но мне так надоело ссориться, что я решила уйти к кошкам.
Синьор Антонио очень удивился. Он думал, что только ему одному пришла в голову такая хорошая мысль. И вдруг оказалось, что среди всех этих кошек, живущих на площади Арджентина, только половина — настоящие кошки, то есть такие, чьи родители были настоящими котами и кошками. А остальные — это все люди, которые расхотели быть людьми и превратились в котов и кошек. Был тут мусорщик, сбежавший из приюта для престарелых, были одинокие синьоры, которые не ужились со своими служанками, был тут даже судья — еще довольно молодой человек, женатый, имеющий детей, машину, четырехкомнатную квартиру с двумя ванными, и никто не понимал, почему он пришел к кошкам. Однако он не важничал, и когда «кошкины мамы» приносили кульки с рыбьими головами, колбасной кожурой, сырными корочками, макаронами, косточками и куриными потрохами, он брал свою долю и удалялся на самую высокую ступеньку какого-нибудь античного храма.
Кошки-кошки не ревновали к кошкам-людям. Они держались с ними совершенно на равных, без всякого высокомерия. Друг другу, однако, они нередко говорили:
— А вот нам бы и в голову не пришло стать людьми — при теперешних-то ценах на ветчину!
— У нас тут очень славная компания, — сказала синьору Антонио кошка-учительница. — А сегодня вечером у нас лекция по астрономии. Придешь?
— Конечно. Ведь астрономия — моя страсть. Помню, когда я был начальником станции в Кастильон дель Лаго, то установил на балконе телескоп с двухсоткратным увеличением и по ночам рассматривал кольца Сатурна, спутники Юпитера, которые выстроились в ряд, словно косточки на счетах, и туманность Андромеды, похожую на запятую.