об одной драматической премьере
Между тем как маленькая Хемульша потчевала их у себя дома чаем, театральные афиши продолжали порхать над лесом. Одна из них опустилась на прогалину и приклеилась к свежеосмолённой крыше.
Двадцать четыре малыша в мгновение ока взобрались на крышу за афишей. Каждому из них хотелось вручить программу Снусмумрику, и поскольку программа была напечатана на тонкой бумаге, она быстро превратилась в двадцать четыре совсем маленькие программы (кроме того, несколько клочков попало в дымовую трубу и сгорело).
— Тебе письмо! — кричали дети леса и скользили, соскакивали и скатывались с крыши.
— Ох уж эти мне малыши! — сказал Снусмумрик, который стоял и стирал их чулки у угла дома. — Как же вы позабыли, что мы просмолили крышу сегодня утром? Неужели вы хотите, чтобы я оставил вас, бросился в море или убил вас?
— Как не так! — закричали малыши и потянули его за полу пальто. — Прочти письмо!
— Вы хотите сказать, письма, — промолвил Снусмумрик и вытер мыльную пену о волосы ближайшего малыша. — Ну ладно, ладно. О чем же оно, это интересное письмо? — Он разложил на траве смятые клочки бумаги и попытался сложить в единое целое то, что уцелело от театральной афиши.
— Читай вслух! — потребовали дети леса.
— «Драма в одном акте, — прочел Снусмумрик. — „Невесты льва“ или… похоже, здесь не хватает клочка. Участники: всё съестное… (ай-яй-яй)… вечером на зака… (закате)… если не будет ветра или дождя (здесь читается хорошо)… ычный… ей… ска… (нет, не прочесть)… посреди Залива Елей».
— Так-так, — сказал Снусмумрик, поднимая глаза.
Это не письмо, маленькие мои монстры, это театральная афиша. Похоже, кто-то даёт спектакль сегодня вечером в Заливе Елей. Почему это должно происходить на море, ведомо одному покровителю зверят. Быть может, для развития действия нужны волны?
— А дети на спектакль допускаются? — спросил самый маленький из детей леса.
— А лев настоящий? — закричали другие. — Когда отправляться? Прямо сейчас?
Снусмумрик поглядел на них и понял, что их непременно надо сводить в театр.
«Быть может, я могу заплатить за вход для всех нас бочонком бобов, — озабоченно думал он. — Если хватит остатка — ведь немалую часть мы уже съели… только мне не поверят, что все двадцать четыре мои собственные… Мне будет немножко неловко… И чем я накормлю их завтра утром?!»
— Ты не рад, что мы идём в театр? — спросил самый маленький из малышей и ткнулся носом в его шт Ужасно рад, мой миленький, — сказал Снусмумрик. — А теперь мы должны постараться стать чистыми. По крайней мере чище, чем мы есть. У вас есть носовые платки? Ведь мы идём смотреть драму.
Платков у них не было.
— Ну ладно, — сказал Снусмумрик. — Можете сморкаться в нижние юбки. А то и прямо в платье.
Солнце уже почти коснулось горизонта, когда Снусмумрик наконец-то управился со всеми штанишками и платьицами. Разумеется, много смолы так и не отошло, но по крайней мере было видно, что он старался изо всех сил.
Очень волнуясь, с торжественным видом они отправились в путь к Заливу Елей.
Снусмумрик шёл впереди с бочонком бобов в охапку, за ним попарно шествовали дети леса, аккуратно причёсанные на прямой пробор, идущий от бровей до самого хвоста.
Крошка Ми сидела на шляпе Снусмумрика и пела. На ней был передничек из прихватки для кофейника, так как позже к вечеру могло посвежеть.
Внизу у берега моря воздух был насыщен напряжённым ожиданием премьеры. Весь залив был полон вёсельных лодок, которые плыли по направлению к театру.
Любительский оркестр хемулей играл на плоту у самой рампы, залитой светом.
Был тихий, приятный вечер.
Снусмумрик взял напрокат лодку за две горсти бобов и направился к театру.
— Мумрик! — сказал самый старший из малышей, когда они уже проделали полпути.
— Ну что? — сказал Снусмумрик.
— У нас есть для тебя подарок, — сказал лесной малыш и покраснел до ушей.
Снусмумрик перестал грести и вынул изо рта трубку.
Самый старший из малышей показал ему какой-то смятый комок неопределённого цвета, который он до тех пор прятал у себя за спиной.
— Кисет для табака, — невнятно произнёс он. — Мы все вместе тайно расшили его!
Снусмумрик принял подарок, заглянул в него (это была одна из старых шапочек Филифьонки) и понюхал.
— Там малиновый лист, чтобы курить его по воскресеньям! — гордо воскликнул самый младший из малышей.
— Кисет превосходный, — согласился Снусмумрик. — А табак страх как хорош, чтоб курить по воскресеньям.
Он обнял всех малышей и поблагодарил.
— Я не вышивала, — сказала крошка Ми, сидевшая на шляпе. — Я только подала идею!
Лодка плавно скользнула к рампе театра, и Ми удивлённо наморщила лоб.
— Неужели все театры такие? — спросила она.
— Думаю, что да, — ответил Снусмумрик. — Когда начинается представление, они раскрывают эту портьеру, и тогда надо сидеть тихо-тихо. Не бросайтесь в воду, если случится что-нибудь страшное. А когда всё кончится, надо похлопать в ладоши, чтобы показать, что представление вам понравилось.
Дети леса сидели совершенно притихшие и смотрели во все глаза.
Снусмумрик осторожно огляделся по сторонам: никто и не думал смеяться над ними. Все взоры были устремлены на подсвеченный занавес. Один только пожилой Хемуль подгрёб к ним и сказал:
— Будьте любезны — плату за вход.
Снусмумрик приподнял бочонок с бобами.
— Это за всех? — спросил Хемуль и начал пересчитывать малышей.
— А что, мало? — с беспокойством спросил Снусмумрик.
— Полагается вернуть вам немного, — сказал Хемуль и зачерпнул целый ковш бобов. — Справедливость есть справедливость.
Но вот оркестр умолк и раздались аплодисменты.
Стало совершенно тихо.
В мёртвой тишине за занавесом послышались три твёрдых удара в пол.
— Мне страшно, — прошептал самый младший из детей леса и вцепился Снусмумрику в рукав пальто.
— Держись за меня, и всё будет хорошо, — сказал Снусмумрик. — Вот видишь, они убирают портьеру.
Перед безмолвными зрителями открылся скалистый пейзаж.
Справа сидела дочь Мимлы в тюле, с бумажными цветами.
Крошка Ми перегнулась через край шляпы и сказала:
— Чтоб мне провалиться, если это не моя старшая сестра!
— Ты в родстве с дочерью Мимлы? — изумлённо спросил Снусмумрик.
— Да ведь я без умолку болтала тебе о своей сестре, — сердито сказала Ми. — Ты что, совсем меня не слушал?
Снусмумрик смотрел на сцену. Его трубка потухла. Он увидел, как Муми-папа вышел слева и прочёл что-то чудное о множестве родственников и одном льве.
Крошка Ми вдруг соскочила к Снусмумрику на колени и взволнованно сказала:
— Почему Муми-папа сердится на мою сестру? Не надо, чтобы он ссорился с моей сестрой!
— Тихо-тихо, ведь это только в пьесе так, — с отсутствующим видом ответил Снусмумрик.
Он увидел маленькую толстую даму в красном бархате, она говорила, что ужасно рада, но в то же время имела такой вид, словно была почему-то зла.
Кто-то ещё, незнакомый ему, всё время в глубине сцены кричал: «Роковая ночь!»
Удивляясь всё больше и больше, Снусмумрик увидел, как на сцену вышла Муми-мама.
«Что творится со всей Муми-семьей, — думал он. — Конечно, у них всегда были завиральные идеи, но выдумать такое! Теперь того и жди, что Муми-тролль тоже выйдет на сцену и начнёт декламировать что-нибудь такое-эдакое».
Но Муми-тролль не выходил. Вместо него на сцену вышел лев и громко зарычал.
Дети леса подняли крик и чуть не опрокинули лодку.
— Это глупо, — сказал Хемуль в полицейской фуражке, сидевший в соседней лодке. — Это вовсе не похоже на чудесную пьесу, которую я видел в юности. Про принцессу, спавшую в розовом кусте. Этих я совсем не понимаю.
— Ну-ну-ну, — обратился Снусмумрик к своим объятым ужасом детям. — Лев сделан из старого покрывала на кровать, только и всего!
Но они не верили. Они видели, что лев по всей сцене гоняется за дочерью Мимлы. Крошка Ми кричала как зарезанная.
— Спасите мою сестру! — кричала она. — Убейте льва!
И вдруг отчаянным прыжком вскочила на сцену, подскочила ко льву и укусила его в заднюю лапу своими маленькими острыми зубами.
Лев вскрикнул и распался надвое.
Зрители увидели, как дочь Мимлы подняла крошку Ми и та поцеловала её в мордочку, и отметили также, что актёры говорят уже не гекзаметром, а нормальным языком. Они ничего не имели против, ибо теперь наконец стало понятно, о чём речь.
В пьесе рассказывалось о том, как некто был унесён огромной волной, пережил много ужасного и потом нашёл путь домой. И все были вне себя от радости, и настал час варить кофе.
— Я полагал, они сыграют лучше, — сказал Хемуль.
Снусмумрик начал подымать всех детей леса на сцену.
— Привет, Муми-мама! — радостно крикнул он. — Не возьмёшь ли на себя заботу обо всех этих малышах?
Пьеса становилась всё веселее и веселее. Вся публика мало-помалу вскарабкалась на сцену и приняла участие в действии путём уничтожения съестной платы за вход, которая громоздилась на столе гостиной. Муми-мама, избавившись от тягостных юбок, бегала взад и вперёд и раздавала чашки с кофе.
Оркестр заиграл «Вхождение хемулей».
Муми-папа весь сиял от успеха, а Миса была не менее счастлива, чем на генеральной репетиции.
Внезапно Муми-мама остановилась посреди сцены и уронила чашку с кофе.
— Он идёт, — прошептала она, и всё затихло вокруг.
Осторожные гребки веслом приближались к ним из темноты. Звенел маленький колокольчик.
— Мама! — крикнул кто-то. — Папа! Я возвращаюсь домой!
— Ну и ну, — сказал Хемуль. — Да это же мои арестанты! Хватайте их скорее, не то они сожгут театр!
Муми-мама кинулась к рампе. Она увидела, как Муми-тролль уронил весло в воду, когда поворачивал лодку. В растерянности он пытался грести одним веслом, но лодка лишь вертелась на месте. На корме сидела маленькая тощая Хемульша приятной наружности и кричала что-то, но никто не обращал на неё внимания.
— Беги! — крикнула Муми-мама. — Тут полиция!
Она не знала, что натворил её Муми-тролль, но была совершенно уверена, что он во всём прав.
— Хватайте моих арестантов! — кричал большущий Хемуль. — Они сожгли все объявления и устроили так, что парковый сторож сам собой засветился!
Публика, некоторое время пребывавшая в недоумении, решила, что пьеса продолжается. Зрители оставили чашки с кофе и ринулись к рампе поглядеть, что там творится.
— Хватайте их! — злобно кричал Хемуль.
Зрители зааплодировали.
— Постойте, — спокойно сказал Снусмумрик. — Тут какое-то недоразумение. Ведь это я разорвал надписи. И правда ли, что парковый сторож всё ещё светится?
Хемуль повернулся и вперился взглядом в Снусмумрика.
— Вы только подумайте, какая дешевизна для паркового сторожа, — беспечно болтал Снусмумрик, а сам тем временем потихоньку подвигался к рампе. — Никаких счетов за электричество! А ещё он, пожалуй, сможет зажигать трубку сам о себя и варить яйца у себя на голове…
Хемуль не произнёс ни слова. Он лишь медленно надвигался на Снусмумрика, расставив свои большущие лапы, примериваясь схватить его за шиворот. Всё ближе и ближе надвигался он, вот он приготовился к прыжку, и в следующее мгновение…
Вращающаяся сцена с невероятной быстротой пришла в движение. Они услышали смех Эммы, но на этот раз не презрительный, а радостный, ликующий.
Всё произошло так быстро, что зрителям было трудно уследить за ходом событий. Все разом потеряли равновесие и повалились друг на друга, сцена продолжала вращаться, а двадцать четыре лесных малыша набросились на Хемуля и вцепились зубами в его мундир.
Снусмумрик прыжком тигра перескочил через рампу и угодил прямо в одну из пустующих лодок. Лодка Муми-тролля опрокинулась от сильной зыби, и фрекен Снорк, Филифьонка и маленькая Хемульша поплыли к театру.
— Браво! Браво! Da capo! — кричали зрители.
Как только Муми-тролль поднял голову над водой, он повернулся и поплыл к лодке, где сидел Снусмумрик.
— Привет! — сказал он, хватаясь за борт. — Страшно рад тебя видеть!
— Привет, привет! — ответил Снусмумрик. — А ну живей в лодку, и вот посмотришь, как надо удирать от полицейских!
Муми-тролль перевалился через борт в лодку, и Снусмумрик начал выгребать из залива с такой силой, что вода забурлила за кормой.
— Прощайте, мои детки, спасибо за помощь! — крикнул он. — И блюдите себя в чистоте и опрятности, не влезайте на крышу, пока смола не просохнет!
Хемулю наконец удалось избавиться от вращающейся сцены, детей леса и зрителей, кричащих ура и засыпающих его цветами. Сыпля ругательствами, он сел в лодку и ринулся в погоню за Снусмумриком.
Но он опоздал: Снусмумрик исчез в ночи.
Всё стало как-то по-особенному тихо.
— Вот ты и пришла, — спокойно сказала Эмма, глядя на мокрую Филифьонку. — Только не думай, что театр — это сплошной танец на розах.